"Тадеуш Бреза. Стены Иерихона (роман, послевоенная Польша)" - читать интересную книгу автора

записывать, подумал он потом, этот Козиц, кажется, мужик известный.
- Как знать, не обращусь ли я к вам в Варшаве, - пообещал он.
А Козиц опять добродушным тоном, будто и не понял, о чем речь:
- Наверняка найдете меня, - улыбнулся он, - была бы нужда. - С минуту
Козиц молча рассматривал Ельского. И вдруг: - Бог ты мой, - закричал он,
изображая волнение, - вы не одеты, а Брест-то - вот-вот!
Ельский послушно стянул пижамные брюки. Еще бы какуюнибудь
любезность!.. Он попытался что-то придумать. Чего же ему сказать?
Любопытная, мол, встреча. Не просто случай.
Случай, случай! Как же это Кристина говорит, замер он, пытаясь
вспомнить. Такая у нее есть поговорка среди богатого запаса фраз, которые
она выталкивает из себя, словно крик, едва отдавая себе отчет в том, каков
же их смысл, поистершийся от частого употребления, будто лица тех, чьи
портреты помещают на банкнотах. Кристина, подумал Ельский, самая живая из
всех.
Беспокойная, взбалмошная. Черненькая малышка. Настроение то и дело
меняется, а одним и тем же жестам и словам она остается верна всегда.
Когда один день похож на другой, но каждый рисуется иначе-это я! - подумал
Ельский о себе. А если один день вовсе не похож на другой, а говорится о
них всегда на одной и той же ноте-это она! Как же смириться с ее
непоседливостью? Какой смысл так на все набрасываться? Теперь это ее
движение. Государство национальной общности! Мощное, серьезное движение,
говаривал Ельский, который уже проник в его тайны. Хорошо! Мотор, чтобы
включить его в систему, есть!
Размах есть-надо бы только от некоторых сил очистить его. И, пропустив
через президиум министров, предложить это движение народу. Ельский
вздохнул. Но чтобы работать у них! Уж лучше бы тогда Кристине в
президиуме. Об этом и говорить-пустое дело. Ельский хорошо ее знал. Все,
но только, боже избави, не канцелярия. А уж если, то ни в коем случае не
государственная.
У нее к этому отвращение. Да ведь я и не о вас говорю, клялась она, но
вы только подумайте-всю жизнь просидеть с чиновниками! Насобирать мух на
липкую бумагу, а в конце концов и самой на нее попасться! Что она хотела
сказать, понять было трудно. С ее фамилией, знанием языков, смекалкой
какая же это была бы эффектная сотрудница. Само собой понятно, в
учреждении, где царит товарищеская атмосфера. Не лучше ли в каком-нибудь
посольстве? Да, в Европе, а не на конспиративных сходках, не в
типографиях, в которые врывается полиция, не на окольных дорогах, за
которыми следит староста. Что думает ее старик?
Ельский не знал князя Медекшу, но пожалел его. Обедневшего, практически
без места, занятого бесконечной тяжбой из-за имений, отобранных у его
предков после восстания 1863 года. А тут еще такая вот Кристина!
Ельский снова вздохнул. На сей раз, жалея себя самого. Он хорошо
понимал, что оттого только, верно, она и с ним. Могла бы и носа из своей
компании не высовывать. Эти их леса на Брамуре-пуща. Жила бы себе в
богатстве. Встретился ли бы он тогда с ней, а если и встретился бы,
сблизился ли бы^ Да и если бы не это ее сумасбродство, даже и в нищете она
могла бы прозябать где-нибудь у тетушки. Все восстания выдохлись, так и не
изведя всех старых богатых баб в семействе Медекш.
Кристина с ними не зналась. Не результат ли это ее странного