"Хорхе Луис Борхес, Адольфо Касарес. Образцовое убийство " - читать интересную книгу автора

способны к языкам. Посудите сами: вынужденные вгрызаться в новый язык, в его
незнакомую систему (какой бы хорошей и логичной она ни была), мы подчас
оказывались бессильными. Когда ближние уставали угрожать нам, мы за
несколько индейских статуэток нанимали какого-нибудь третьеклассника, чтобы
этот чертенок научил нас тем словам, которые негоже знать
несовершеннолетним. Так мы зазубрили кучу всякой дребедени, из которой я
сейчас не вспомню ни единого слова, хоть тресни. В другой раз мы создали
комиссию, которая назначила меня ответственным за то, чтобы прослушать на
граммофоне одно танго и сделать приблизительную выборку из использованных в
нем национальных словечек. С первого же раза мы выудили из текста: красотка,
ты бросила меня, густые заросли, пристально глядя, одинокое ложе, убежище
влюбленных, и множество других, относительно коих вы, если вам вдруг
взбредет в голову, можете проконсультироваться в нашем отделении в Баррио
Парке. Но одно дело - свежая пена на гребне волны, и совсем другое - глубины
морские. Многие ветераны А. А. А., не задумываясь, смотали удочки и легли на
дно, когда доктор Марио Бонфанти взорвал общественное спокойствие всей
страны, припечатав к бесплатным листкам "Помоны" список используемых
варваризмов. После этой пробы сил реакции последовали другие жестокие удары,
например - расклеивание листовок, вещавших:
Пусть же отсохнет твой гадкий язык, коль обзовешь этикеткой ярлык, и
распространение шуточного диалога, столь же больно ранившего всех нас:
"Почему вы не так кладете столовые приборы?" - "Да мы на вас на всех ложим с
прибором".
Я пытался организовать защиту родной мне манеры говорить на страницах
весьма низкопробного желтого изданьица, выходившего два раза в месяц с
условием от владельца - целиком и полностью посвящать каждый номер
отстаиванию интересов фабрик по промывке шерсти. Но плоды моих порывов
попали в лапы к наборщику какой-то иностранной национальности и вышли в свет
в таком усеченном и перечерканном виде, что скорее могли сгодиться в
качестве таблицы для проверки зрения.
Один умник, ну, знаете, из тех, что суются куда не просят, по случаю
услыхал где-то, что особняк, принадлежавший доктору Сапонаро (тот, что на
улице Обаррио), был приобретен на судебном аукционе одним патриотом,
только-только вернувшимся из Бремена. И вот этот патриот будто бы на дух не
переносил испанцев - настолько, что даже отказался от поста председателя
Аргентинской Книжной палаты. Я лично совершил отважный поступок: предложил
всем нашим назначить кого-нибудь представителем, чтобы он - как бы
облачившись в посольскую мантию - в подходящий момент подступился бы к тому
самому особнячку с единственной целью: выцыганить у его владельца хоть
что-нибудь на помощь нашему делу. Видели бы вы, какое смятение в головах
присутствовавших вызвало это предложение. Поняв, что обсуждение кандидатуры
заходит в тупик, тот же самый умник предложил бросить жребий. То есть самой
судьбе предстояло решить, кому из нас следует посетить тот дом и быть
вытолканным в шею еще задолго до того, как перед его взором мелькнул бы
где-нибудь вдалеке силуэт хозяина усадьбы.
Я, как и все, согласился по одной простой причине: точно так же, как и
все остальные, я не без оснований надеялся на то, что жребий выпадет
кому-нибудь другому. Можете удивляться и даже не верить, но судьба
распорядилась следующим образом: Фрогману (вашему покорному слуге) выпало
вытащить самую короткую соломинку из всего веника. Скрепя сердце, задыхаясь