"Поппи Брайт. Рисунки на крови" - читать интересную книгу автора

Волосы у него были длинные и довольно редкие. Живописно разностильная и
основательно залатанная одежда выцвела от старости, но на его узком тулове
висела аккуратно, если не сказать элегантно. Похожий на клюв нос, длинный
подбородок, сардонический рот и близко посаженные ясные голубые глаза
выдавали в нем уроженца здешних мест.
Теплый дождик падал на тротуар и тут же взмывал вверх паром,
образовывавшим у колен Кинси небольшие облачка тумана. Лужа бензина с водой
раскрасила мостовую радужными спиралями. Через пару кварталов по Пожарной
улице начиналась зажиточная часть города: несколько убого-изысканных
особняков времен Гражданской войны с покосившимися колоннами и круговыми
верандами, некоторые из них перестроены под меблированные комнаты; универмаг
"7-Элевн", видавшая лучшие времена "Скобяная лавка фермера" (задняя
автостоянка возле нее служила по совместительству автовокзалом автобусов
"Грепхаунд") и несколько других заведений, которые и в самом деле были
открыты. Но здесь, подальше от центра, и арендная плата была ниже. И
ребятишки ничего не имели против того, чтобы отправиться в нехорошую часть
города после наступления темноты.
Перейдя через улицу, Кинси нырнул в затененный дверной проем. Дверь
была особой: он заказал ее у резчика в Коринфе - тяжелая отполированная до
атласной гладкости сосновая плита, проморенная до оттенка темной карамели, с
вырезанными неровными и изогнутыми, зачерненными буквами, которые как бы
сочились из недр древесины. "СВЯЩЕННЫЙ ТИС".
Истинный дом Кинси. Дом, который он построил для детей, - потому что им
было некуда больше идти.
Ну... в основном для детей. Но и для себя, поскольку Кинси тоже всегда
некуда было деться. Раздающая библейские проповеди, как порку, размахивающая
Библией, как ремнем, мать, которая видела в сыне воплощение собственного
смертного греха; ее девичье имя было Мак-Роки, а все Мак-Роки были
маниакальными психопатами того или иного толка. Бледная тень отца, по
большей части пьяного или отсутствовавшего, а потом внезапно умершего, как
будто его и не было никогда, - все Колибри были поэтическими душами,
привязанными к проспиртованным телам, хотя сам Кинси всегда мог пропустить
рюмку-другую и не думать о третьей или четвертой.
В семидесятых он унаследовал работу механика в том самом гараже, где
урывками работал его отец. Кинси намного лучше давалось ремонтировать
моторы, чем Этану Колибри даже в лучшие его времена, хотя в глубине души
Кинси подозревал, что хочется ему совсем не этого.
Он становился старше. Друзья его уезжали учиться в колледжах и делать
карьеру, а новые друзья, которых он заводил, становились все моложе:
потерянные, сбитые с толку подростки, которые вовсе не желали появляться на
свет, а появившись, желали себе смерти; те, кто был неприкаян, отвергнут.
Они отыскивали Кинси в гараже, садились и говорили, обращаясь к худым ногам,
торчащим из-под какого-нибудь раздолбанного "форда" или "шеви". Вот так
всегда оно и было, и какое-то время Кинси Думал, что так оно и останется
А потом в семьдесят пятом умерла его мать - в ужасном пожаре, из-за
которого раз и навсегда закрыли Центральную бумагопрядильню Каролины. Два
года спустя Кинси получил крупную страховку, бросил гараж и открыл первый и
единственный в Потерянной Миле ночной клуб. Он пытался оплакивать мать, но
стоило подумать о том, насколько лучше стала его жизнь после ее смерти, и
это было непросто.