"Гэри Бронбек. Долг " - читать интересную книгу автора

(Утю-тю, - говорят Гости, - малышу жалко мамоську... Немножко поздно
расстраиваться теперь, а, приятель?)
Ты делаешь вид, что не слышишь и вновь оборачиваешься: - "...и тебе
нужен отдых. Ты заслужила его".
Ее рука сжимает твою еще сильнее.
"Я даже представить не могу, насколько это страшно для тебя, но мы все
будем здесь, сколько времени бы это ни заняло. Я - мы - собираемся сдержать
свое обещание, Лизбет и я. Потому что именно этого ты хотела. Но есть и еще
кое-что, мама. Надо, чтобы ты как-то дала знать, что ты поняла меня. Можешь
это сделать? Просто пожми мне руку, я буду знать, что ты поняла, чтобы я не
жил с мыслью, что это я убил тебя".
Она глядит в твои глаза.
И по какой-то причине ты вспоминаешь, как двадцать лет назад, когда вы
все еще жили вместе, ты поднял телефонную трубку, просто позвонить, и мама
говорила с кем-то, так что ты уже собрался вешать трубку, когда отчетливо
услышал, как она сказала: "Я люблю тебя".
Ты так и застыл с трубкой в руке.
Папа сгребал листья на заднем дворе.
Ты поднес трубку к уху и стал слушать. Подробности. Интимные детали.
Мелочи. Это длилось уже три года. Оки смеялись. Над твоим папой. Над тобой.
Но не над Лизбет, не над этой всеобщей любимицей, не над ней.
Ты с силой швырнул трубку на рычаг и стал ждать. Это не заняло много
времени. Мама в дверях твоей комнаты, ее глаза расширены и испуганы - олень,
застигнутый светом фар.
"Что ты слышал?"
"Достаточно", - ответил ты.
Ее лицо начало стремительно меняться: тоска, стыд, гнев, безразличие,
замешательство, наконец, сна взяла себя в руки. "Ну, так ступай и расскажи
ему, мне все равно", - черта с два, просто бравада.
"По крайней мере, кое-что я понял. Ты действительно думаешь, я
ничтожество?"
Недолгое замешательство. Потом: "Иногда".
Ты кивнул.
"Если папа узнает, это его убьет".
"Я не собираюсь ему рассказывать".
"Я тоже".
Тогда она улыбнулась тебе, и на какой-то миг тебе показалось, что это
была улыбка любви и признательности, но потом ты увидел ее глаза.
Теперь вы с ней были сообщниками. Если бы папа узнал, она могла бы
взять частичный реванш, заявив: "Твой сын знал все с самого начала". И это
бы наверняка убило папу.
Было время, когда ты гадал: может, это и в самом деле убило его, как
убивает диабет, гипертония или рак простаты. Может быть, папа как-то узнал?
Это разбило его сердце, и ему осталось лишь принять одинокую смерть в
сортире дома для престарелых? Там, на полу кабинки, где они нашли его.
Ты так никогда и не узнал, что сталось с тем, другим, никогда не
спрашивал его имени, никогда не разглядывал незнакомый автомобиль или
грузовик, припаркованный у вашего дома.
Папы больше нет. Бабушки тоже. Теперь пришла очередь мамы, не потому,
что ты этого хотел, а потому, что таков порядок вещей.