"Питер Брук. Пустое пространство " - читать интересную книгу автора

по удачному выражению В. Комиссаржевского, "одной из "болевых точек" этого
"безумного, безумного, безумного мира" и его предощущение жестокостей второй
мировой войны, а потом и того, что организм по-прежнему подвержен заразе,
много значили для Брука и людей, одинаково с ним мыслящих. Полнее всего
такая тенденция сказалась в фильме Росселлини "Рим - открытый город" и в
сцене ослепления Глостера в бруковском "Короле Лире". Со временем, однако,
для Брука стала важнее другая сторона взглядов Арто - поиски им интуитивного
в актере. B этом Брук увидел необходимое добавление к Брехту. Именно в
качестве "дополнения к Брехту" Арто и вошел в художественную систему Брука.
Успех "Марат/ Сада" после неуспеха сборного артодианского спектакля
мастерской "театра жестокости" может быть только этим объяснен. Арто сам по
себе казался у Брука чем-то ироде неправомерно преувеличенной частности. Он
не жил у него без Брехта. И нужен он был ему не просто как дополнение к
Брехту, а как контраст. В "Марат/ Саде* Брук по этому принципу их и
совместил.
"Брехтовское "очуждение" обычно рассматривается как нечто решительно
противостоящее артодианскому театру с его непосредственными, сильными,
субъективно окрашенными впечатлениями, - писал Брук в 1965 году. Я никогда
не разделял этого мнения. Я считаю, что театр - это, подобно жизни,
непрекращающийся конфликт впечатлении и суждении, заблуждении и прозрений,
которые враждуют друг с другом, но при этом неразделимы"4. Ни "эпический
театр" Брехта, ни "сиюминутный театр" Арто не заменяют для Брука
шекспировский театр. Шекспировское ощущение жизни в ее полноте и
контрастности, с ее гротескным перепадом трагического и смешного возникает,
по его мнению, лишь в театре, выходящем за пределы этих жестко очерченных
систем. Современным синонимом "шекспировскому театру" он избирает слова
"тотальный театр": на сцене, стремящейся к совершенству, пишет он, "каждый
элемент определяется элементом соседствующим: серьезное - комическим,
возвышенное - простонародным, утонченное - грубым, интеллектуальное-
плотским; абстрактное в нем оживлено театральной образностью, жестокость
оттенена холодным потоком мысли"25. Такой театр и может претендовать на
равнозначность жизни.
"Тотальный театр", по Бруку, - это театр всеобъемлющий и в
профессиональном смысле.
Имена Станиславского и Мейерхольда ему одинаково дороги. Каждый из них,
он уверен, открыл важную сторону одной и той же реальности. Дороги ему также
имена и других режиссеров, считавшихся при жизни соперниками. При этом Брук
весьма далек от того, чтобы строить некую новую систему из
произвольно-подобранных чужих элементов. Он отнюдь не эклектик и не надеется
на мирное сосуществование разнородных художественных форм. Напротив, он
рассчитывает на их столкновение. Поэтому каждая из них может быть
представлена у него не только в тех своих частях, которые образуют переход к
иным системам, но и в других, иные системы внутренне не приемлющих.
Новая устойчивая система, справедливо полагает Брук, в подобных
условиях возникнуть не может. Но он к ней и не стремится. Скорее, ее
опасается. Театр для него - система динамическая, как живой организм, некое
единство, каждый момент в каких-то клетках своих возникающее, в каких-то
других разрушающееся. И так у него не только в теории, но и 2 Charles
Warowitz. Notes on the Theatre of cruelty/ In: theatre in Work. Playwrigts
and Productions in the Modern English Theatre. London. 1976. p. 184.