"Шарлотта Бронте, Констанс Сейвери. Эмма " - читать интересную книгу автора

Держа на коленях книгу с гравюрами, она пристально смотрела в огонь,
отрываясь лишь для того, чтобы перевернуть очередную страницу, на которой
даже не останавливалась взглядом. И все же обед прошел в более
непринужденной обстановке, чем можно было ожидать от двух собеседниц,
имевших крайне ограниченный выбор тем. Она уже запомнила имена моих
горничных - Джейн и Элизы, и моего садовника - Ларри; мне удалось завести
разговор и о третьей служанке - старушке Энни, которая после многолетней
верной службе нашей семье удалилась на покой и жила у меня, имея в своем
распоряжении маленькую гостиную и спальню. Как и моя мать, Энни родилась в
далеком Корнуолле и была одной из немногих живых носительниц корнуоллского
языка. Слыхала ли Матильда, что в давние времена в Корнуолле был свой
собственный язык, который нынче исчез, вытесненный английским?
Нет, Матильда никогда не слыхала ни о затонувшей сказочной земле
Лионесс,[1] ни о забытом языке Корнуолла. Я назвала несколько слов, которым
выучилась в детстве от Энни, а там уж от "quilquin" - лягушки мы,
естественно, перешли к моему саду, в котором сейчас нечем было полюбоваться,
кроме омелы, гаултерии,[2] пятнистого лавра и алых ягод остролиста.
- Но пройдет немного времени, и мы будем радоваться золотым аконитам,
"светлым девам февраля", гиацинтам, крокусам, фиалкам и примулам, -
пообещала я.
Она устремила на меня озадаченный взгляд:
- Светлым девам февраля?
- Так называют подснежники, - пояснила я и прибавила, поддавшись
безотчетному порыву:
- А ты тоже светлая дева февраля? Я имею в виду, детка, не приходится
ли твой день рождения на февраль? Тебе, наверное, скоро, десять?
Она заколебалась, словно не зная, вправе ли ответить на мой вопрос, и
наконец вымолвила:
- Одиннадцатого февраля мне исполнится десять. Но я же не светлая:
волосы у меня каштановые, глаза карие.
- Это не в счет. Даже если бы у тебя волосы были черные как вороново
крыло, раз ты родилась в феврале, ты все равно его "светлая дева".
По ее лицу скользнуло слабое подобие улыбки, и я порадовалась про себя,
что вовремя сдержалась и не сказала того, что просилось на язык: "А я видела
тебя, когда ты и впрямь была беленькая, как подснежник". Было бы жестоко
напоминать ей, что всего лишь в минувшее воскресенье она блистала в церкви
разодетая в белые меха, тогда как сейчас у нее только и было, что
перепачканное чернилами платьице, да обноски Дианы, которая даже не была ее
подругой.
Пока мы доедали обед, мои мысли неотвязно вертелись вокруг ее
злополучного гардероба, превратившегося в неразрешимую задачу. Само собой
разумеется, невозможно было, не вступая в недопустимые препирательства,
получить у мисс Уилкокс одежду девочки, но точно так же невозможно было
требовать, чтобы она, бедняжка, превратилась в Диану Грин. Да и как знать,
не могло ли такое переоблачение ввергнуть ее вновь в тот странный ступор,
который дважды находил на нее в школе? С другой стороны, не одевать же мне с
ног до головы девочку, которую могут у меня забрать в любую минуту, лишь
только объявится ее исчезнувший куда-то отец или какой-нибудь другой
родственник, имеющий на нее права? В конце концов, решила я, спрошу-ка я
совета у Элизы и Джейн - на их природный ум, я знала, можно положиться.