"Ханс Кристиан Браннер. Никто не знает ночи " - читать интересную книгу автора

кармана платок и смахнул его, но на блестящем атласном отвороте осталось
серое пятно. Он дул на него, тер платком и наконец соскреб кончиком ногтя.
Тихий царапающий звук причинил Томасу физическое страдание.
- Ну, может, не над кроватью, тогда в другом соответствующем месте, -
сказал он. - Не помню, я когда-нибудь видел твой холостяцкий дом? Нет,
по-моему, я ни разу у тебя не был, но я перевидал столько всяких домов,
столько низкой удобной мебели для сидения и лежания, столько глубоких
кресел, диванов и кушеток! Вся эта узорчатая пестрота, -продолжал он, - все
эти полосатые, клетчатые, цветастые ковры и подушки, портьеры и обои - все
перепуталось, разве упомнишь, где что было, я столько лет своей жизни провел
в подбитых шелком китайских шкатулочках. Может, я просто во сне это видел, -
сказал он, - может, мне просто пригрезилось, что у тебя есть большое
зеркало, привешенное в таком месте, где тебе удобно любоваться самим собою в
лежачем положении.
- Ну а если б и было зеркало, - полная снисходительного превосходства
ухмылка по-прежнему проглядывала в уголке рта доктора, - что в том дурного?
Кому это во вред? Почему я должен лишать себя возможности смотреть?
Совершенное наслаждение предполагает согласное звучание всех пяти чувств.
- Конечно, - сказал Томас. - Кажется, такое принято называть
извращением, но, конечно же, это совершенно невинная вещь - на ум приходит
сравнение с ребенком, познающим свое подвижное тело. Представь себе грудное
дитя, которое лежит в колыбели и крутит, вертит ручонками у себя перед
глазами или хватает себя за ножку и засовывает ее в рот. - Он повертел в
руке пустой стакан и подумал было встать и пойти наполнить его, но
одновременно подумал, что надобность в этом отпала, он теперь и так в
состоянии координировать свои движения, он вполне владеет своим голосом. -
Ну а после, - продолжал он, - в молодости? Представь себе свой
физико-механический акт в обрамлении всей многообразной природы. Ты любишь в
лесу, любишь на берегу моря, ты слышишь, как ветер шелестит листвой,
внимаешь шуму прибоя, ты видишь клин перелетных птиц на фоне полной луны или
различаешь вдали белый парус на солнечной дорожке, ты - частица этих
предметов и явлений, или они - частица тебя, ты создал их в детстве по
своему образу и подобию. Однако предметы и явления следуют собственным,
присущим им законам и возвращаются в исходную точку, многообразие
ограничивается, подвижный образ застывает, превращаясь в затейливые
арабески. Ты лежишь за опущенными гардинами и созерцаешь гобелен, узор из
неких символических фигур, а когда наглядишься на них до слепоты, они
отходят на задний план и уступают место зеркалу. И вот ты заново обретаешь
себя, переживая второе детство, ты вторично познаешь нагое человеческое
тело. Ты не замечаешь увядания, не веришь в грех, ни на секунду не
задумываешься о смерти - ты создаешь это все по своему образу и подобию. Но,
разумеется, не отдавая себе в этом отчета, - добавил он в ответ на
презрительную гримасу своего визави, - а просто чувствуя, что уродливость
красоты и красота уродливости придают остроту наслаждению, служат
эротическим стимулятором, если пользоваться твоими иностранными словечками.
Каких только не бывает возбуждающих средств, - продолжал он, - мне
рассказывали о человеке, у которого была навязчивая идея, будто он способен
к эрекции - кажется, так это у вас именуется? - только если он перед этим
побывает на похоронах. Это был мужчина во цвете лет, и он чуть ли не каждый
день ходил в церковь, сидел и слушал органную музыку и псалмопение, быть