"Ханс Кристиан Браннер. Никто не знает ночи " - читать интересную книгу автора

окликали по-датски, а теперь они потеряли след и стреляют наобум во все
стороны, обычный прием у полицаев, но все равно скверно, что он на них
напоролся, теперь они, чего доброго, начнут прочесывать весь квартал, во
всяком случае, пробраться в город этой ночью ему не удастся и, хочешь не
хочешь, придется искать помощи у незнакомых людей. Он думал об этом, пока
бежал к высокой белой каменной ограде, на которой ветвистой тенью чернело
шпалерное дерево, но когда он начал карабкаться вверх, то вспомнил о собаках
и взмолился: "Боже всемогущий, сделай, чтобы здесь не было собак!", хотя
знал, что мольбы его напрасны: это богатый аристократический квартал, а
богатые господа, живущие в виллах, почти все держат сторожевых псов; и
Господь Бог ответил без промедления -едва он уцепился руками за верх ограды
и подтянул ноги, как подала голос первая собака. Одновременно он
почувствовал жгучую боль в обеих ладонях и услышал, как что-то хрустнуло.
Стекло, удивился он, надо же додуматься - вмуровать в садовую ограду осколки
стекла! - и, потеряв равновесие, грохнулся вниз, в терновый куст по ту
сторону ограды. "Дальше!"- сказал он и хотел подняться, но снова упал и
остался лежать среди острых, колючих шипов, дожидаясь, когда собака
перестанет лаять, но она не унималась, и тут вдруг отворилась какая-то
дверь, и длинный пучок света, точно взмах птичьего крыла, прорезал тьму
сада, и он увидел мужчину в домашнем халате - черный силуэт на фоне
светящегося проема - и услышал, как тот свистит, подзывая собаку. Человек,
подумал Симон и собрался было выйти на свет, чтобы попросить о помощи, но
тут собака тенью скользнула мимо ног хозяина и исчезла в доме, а свет,
взмахнув крылом, улетел, и он услышал звяканье ключей и цепочек за
затворенной дверью. "Дальше! - сказал он, продолжая стоять на месте, отер
кровь с лица и слизнул кровь с ладоней. - Дальше!"- повторил он. И опять он
бежал, спотыкаясь и падая, полз по грязи, перелезал через низкие каменные
ограды и высокие заборы, и ничего уже не видел и не слышал, ничего не
чувствовал, кроме усталости и тупой скуки, и возможно, лаяла где-то собака,
и возможно, слышался шум мотора и сверкали автомобильные фары, и возможно,
что колючая проволока раздирала ему в клочья кожу и одежду, а возможно, и не
было этого, но- "Дальше!"- повторял он, и сидел где-то, примостившись под
навесом, между тем как ветер вновь бушевал и дождь все безудержней хлестал
по крыше, и слышал какую-то музыку вдали, за дождем и ветром, и шел на звук
этой музыки, и опять где-то сидел, и, очнувшись на миг, вдруг увидел, что
сидит, прислонившись к стене гаража, и черные руки, которые простерлись,
норовя его схватить,- просто ветки низеньких елок, раскачиваемые порывами
ветра, а пульсирующая боль в ладони стала еще сильнее, и музыка слышалась
совсем близко, лилась из окон белого особняка прямо напротив него. "Люди, -
сказал он, - люди, у которых так поздно играет танцевальная музыка? Сколько
же можно?... - Он хотел встать и двинуться дальше, но остался сидеть. -
Дальше! - сказал он и остался сидеть. - Встань", - сказал он и остался
сидеть...

2

Встань, сказал себе Томас. И остался сидеть. Сколько же можно? -
подумал он и остался сидеть. Остался сидеть...
...И плеснул чуточку мадеры в стакан с виски, чтобы смягчить едкий вкус
(этот Габриэль - он же что угодно может "организовать", почему он не