"Ханс Кристиан Браннер. Никто не знает ночи " - читать интересную книгу автора

соображение, спрыгнул не на ту сторону и очутился во дворе. "А сам-то ты
кто, как не кот ошалелый!" - сказал он себе и вновь увидел перед собой
Лидию, тонкое белое тело Лидии и длинные пританцовывающие ноги:...а другие
вот умеют танцевать, мне других подайте, солдатика подайте - и чтоб в
сапогах... "Она сидит с этими другими в ночных кабаре, танцует свои танцы с
зелеными униформами и черными сапогами". - "Неправда, она нарочно так
сказала, чтобы меня взбесить". - "И ей таки это удалось. Вот уже несколько
суток, как ты не в своем уме. Возможно, ты сболтнул что-нибудь такое, что
наведет их на след". - "Нет, нет, неправда, скорее всего, это произошло
помимо нее, не думаю, чтобы она была прямо в этом виновата". - "Виновата? Да
ты один во всем виноват!" - "Неправда, не может быть..." Но это была правда,
ибо самое ужасное всегда оказывается правдой, это он усвоил еще мальчишкой,
и вот пожалуйста: он опять здесь сидит, мокрый, черный, избитый, как тогда в
угольном подвале с Лидией. "Неужели все-таки действительно существует нечто,
именуемое судьбой? - вопросил он, будто ожидая услышать ответ в шуме дождя и
завывании ветра над крышами. - Мистика, - пробормотал он, - черная
романтика". И одновременно подумал, что опять подпал под власть старой
дурной привычки разговаривать вслух с самим собой, и в эту опасную для жизни
минуту невольно устыдился. Но стыд - это буржуазный предрас... "Ладно,
дальше!"- буркнул он.
Он принялся шарить вокруг себя в кромешной тьме и обнаружил в
решетчатой загородке дверь, ведущую в подвальный коридор. С наружной стороны
на двери висел замок, но ему понадобилась всего минута, чтобы с помощью
ножика сорвать одну скобу. Очутившись в коридоре, он попытался сообразить, в
какую сторону идти к выходу, но потерял ориентировку и не мог взять в толк,
где он сейчас находится. Двигаясь ощупью вдоль шероховатой подвальной стены,
дошел до входа в помещение, где в темноте слышался монотонный звук капающей
воды. Беспрестанно стукаясь коленями о какие-то острые края, он в конце
концов добрался до водопроводного крана над деревянной лоханью с замоченным
бельем. Пустил воду и стал с жадностью пить, потом обтер себе лицо тряпкой
из лохани - кожу, расцарапанную ногтями Лидии, больно саднило. "Как кот
ошалелый", - сказал он опять с желчной усмешкой и подумал: комедия, надо
относиться к этому с юмором - и, двигаясь ощупью дальше, попал в подвальный
отсек с теплым и влажным воздухом, в длинных трубах что-то глухо шипело, а
сгустившийся мрак материализовался в мокрые шерстяные вещи, которые свисали
с потолка и шлепали его по лицу, так что приходилось идти согнувшись, чтобы
их не задевать. Он почувствовал что-то вроде детского страха перед темнотой
и припомнил опять долгие черные ночи, когда он сидел под замком в подвале,
один на один с гневом божьим. "Выберусь я когда-нибудь или нет?" - спросил
он с горечью и на миг приостановился, чтобы понять наконец, где он и что с
ним, и дать выход своей ненависти к Богу, и к собственному отцу, и к темной
задней комнатушке в сапожной мастерской, и к изображению окровавленного
Иисуса Христа в терновом венце, с искаженным болью ртом...
Откуда-то потянуло холодом, и он пошел наугад навстречу току воздуха.
Натолкнувшись на дверь, вышел через нее в узкий проход, где сквозило еще
сильнее, потом свернул за угол, наскочил еще на одну дверь и неожиданно
оказался на дне лестничной шахты. Затаив дыхание, он прислушался, но кругом
было тихо, из матового окошка наверху падал слабый желтоватый свет. Все
лестничные клетки в доме одинаковые, но этот подъезд, по-видимому, довольно
далеко от подъезда Лидии, иначе он бы расслышал отголоски гестаповского