"Александра Бруштейн. И прочая, и прочая, и прочая ("Вечерние огни" #1)" - читать интересную книгу автора

возможности, "втихую", - оно опасалось шума за границей. Приказ Трепова
открывает новую страницу в борьбе самодержавия с народом. Стреляй! Бей! Не
жалей патронов! Услышат? Наплевать! То ли еще услышат! Холостых залпов не
давай, - не до нежностей! Патронов не жалей, - не до жиру, быть бы живу.
Проходит еще три дня. Напряжение в стране предельное. Опять к разбитому
корыту? К рабской жизни под пятой царя, помещиков, хозяев? К
двенадцати-тринадцатичасовому рабочему дню, к нищенскому крестьянскому
земельному наделу? К атмосфере полицейского участка - кляп во рту, руки за
спиной, виселицы и тюрьмы?
В эти труднейшие дни узнаю Григория Герасимовича Нахсидова с новой
стороны.
- Знаете, - говорит он, придя неожиданно ко мне и, по обыкновению,
застенчиво пряча задумчивый, чуть выключенный из окружающего взгляд
музыканта. - Я думаю об одной вещи. Надо бы предложить часовщику на
Петербургской улице, что мы спрячем здесь, у себя в Колмове, его часы. Он
ведь работает на заказчиков, у него всегда много чужих часов... Вдруг
что-нибудь? Очень порядочный человек этот часовщик... Могут разграбить его
мастерскую, раскрасть чужие часы... Я поеду к нему, - как вы думаете?
- А почему? - спрашиваю я с глупейшим видом. - Вы думаете, что... да?
- Ну, всякое может случиться, сами понимаете... Время-то ведь какое!
- Григорий Герасимович, - говорю я, и слезы стыда обжигают мне глаза,
как кипятком. - Подумайте! Я, еврейка, не догадалась, а вот вы...
- А я армянин, дорогая моя... На моей родине люди сейчас тоже дрожмя
дрожат: помнят последнюю армяно-татарскую резню. Ведь это у черносотенцев
любимая забава!
Это не только любимая забава. Это - испытанное средство: чтобы спасти
себя от революции, надо натравить революционеров друг на друга. Русских - на
евреев. Армян - на татар и наоборот.
Не знаю, поехал ли в тот вечер Нахсидов в город, к часовщику. Не знаю,
потому что в тот вечер, словно неожиданный разрыв бомбы, пронеслось по всей
стране: царь капитулировал! Царский манифест возвещает России конституцию!
С листка, затрепанного до такой степени, что буквы на сгибах стерлись,
стали почти неразличимы, смотрит на нас послание русского царя своему
народу:

"Божией Милостью
Мы, Николай Вторый,
Император и Самодержец Всероссийский, Царь Польский, Великий Князь
Финляндский, и прочая, и прочая, и прочая, - объявляем всем Нашим верным
подданным:
Смуты и волнения в столицах и во многих местностях империи Нашей
великою и тяжкою скорбью преисполняют сердце Наше.
Благо Российского Государя неразрывно связано с благом народным, и
печаль народная - Его печаль.
От волнений, ныне возникших, может явиться глубокое нестроение
народное и угроза целости и единству Державы Нашей.
Великий обет Царского служения повелевает Нам всеми силами разума
и Власти Нашей стремиться к скорейшему прекращению столь опасной для
Государства смуты.
Повелев подлежащим властям принять меры к устранению прямых