"Александра Бруштейн. И прочая, и прочая, и прочая ("Вечерние огни" #1)" - читать интересную книгу автора

Пусть мы все казни пройдем!

Соня Морозова, веселая озорница, потом рассказывала:
- Пели - и-их! Глаза сами плакали!
Вот так же, наверно, по всей огромной России родилось в те дни счастье,
самозабвенное наслаждение песней, впервые звучащей свободно и смело... Почти
свободно. Почти смело.
С того вечера прошло больше 55 лет. Сколько спето песен, сколько
услышано их! Сколько песен состарилось... Или это я состарилась так, что
смысл иных песенных слов как бы выветрился, я слушаю их без волнения, я уже
не вижу за ними образов требовательных, зовущих, приказывающих!
Но в этот памятный вечер 14 октября 1905 года песни, которые поют
открыто, во весь голос, звучат для всех нас почти так же ново и свежо, как
впервые в этот день услышанные слова "Совет рабочих депутатов". Поздно. А
нам еще ехать за город, в Колмово! Расходимся почти все с чувством: победа
близко! Война с самодержавием идет к концу. Ну, еще день, два, неделю
осталось врагам зверствовать, куражиться... Все равно им конец!
Мы едем в Колмово - я, Соня и товарищ Михаил. Он, как почти все
приезжающие в Новгород революционеры, у меня "на постое". Ночует в комнатке
под прозванием "клоповничек". Михаил молчалив, на мои с Соней восторженные
разговоры почти не реагирует. Зато Соня, - она едет, сидя на коленях у меня
и Михаила, не переставая вертеться, обращаясь то к нему, то ко мне, - трещит
со всем ликованием юности!
Пролетка заворачивает в Колмово и, подскакивая, несется по въездной
березовой аллее. Издали, среди деревьев, видны освещенные корпуса нашего
"сумасшедшего дома", как называет психиатрическую больницу окрестное
население.
- Ну, почему вы не радуетесь? - пристает Соня к Михаилу.
- А я еще погожу... - отзывается он негромко.
- А долго вы будете "годить"? - задирает она.
- Ну, хотя бы до завтра... Можно это? - серьезно просит Михаил.
А назавтра - крушение всех иллюзий... Вчерашнее назначение Витте
министром внутренних дел почти зачеркивается тем, что Трепову, злейшему из
палачей революции, даются диктаторские полномочия. Как верный царский пес,
Трепов, не теряя времени, издает приказ, прокатывающийся погребальным звоном
по всей России: "Патронов не жалеть! Холостых залпов не давать!"
Михаила мы больше не видим. Он, как обычно, исчез с утра по всяким
революционным делам. Ивану, напоившему его чаем, Михаил оставил для меня
записку:
"Спасибо за гостеприимство. Буду пробираться дальше. А радоваться, сами
видите, надо вовремя. Вчера это явно было еще преждевременно.
М."
Настроение у всех подавленное. Приказ Трепова можно воспринимать только
как оглушительную пощечину всем прекраснодушным надеждам. Вчера мы ошиблись.
Война с самодержавием еще далеко не на исходе. Правда, кое-кто расценивает
приказ Трепова как ярость от сознания своего бессилия. Но ведь патронов-то
этих - тех самых, которые Трепов предлагает тратить, не жалея, - их у
самодержавия еще много! Хватит надолго - и на многое.
И еще есть одно обстоятельство, над которым нельзя не задуматься. До
сих пор, расправляясь с революцией, самодержавие старалось делать это, по