"Александра Бруштейн. Суд идет! ("Вечерние огни" #3)" - читать интересную книгу автора

их невообразимо грязны, в разводах и подтеках от слез. Видно, ночевали в
милиции и умыться не пришлось. На Евгению Сауловну, на учительницу свою
Елену Платоновну и на меня они смотрят с такой надеждой, с такой детской
мольбой, что я не выдерживаю этого взгляда - опускаю глаза. Но тут же,
спохватившись, делаю веселое лицо и ободряюще киваю им. То же делают Евгения
Сауловна и учительница,
В зал входят три женщины. Они размещаются за столом, покрытым красным
кумачом. Это - суд. В середине садится судья. По обе стороны ее -
заседатели: две немолодые женщины, одна в жеребячьей куртке, другая в
платке. Но я смотрю неотрывно на одну из них - на судью. Не то чтоб она была
такая раскрасавица, от которой глаз не оторвешь, - нет, у нее самое
обыкновенное круглое лицо с умными серыми глазами и озябшим красным носикам,
похожим на кнопку электрического звонка. А не свожу я с нее глаз оттого, что
я ее знаю, отлично знаю! Это - Маруся Солдатова, работница с ниточной
мануфактуры, я веду у них на фабрике историко-литературный кружок. Как-то я
рассказывала им о декабристах и иллюстрировала это "Русскими женщинами"
Некрасова ("Княгиня Волконская"). В середине поэмы я попросила несколько
минут перерыва, - у меня пересохло в горле. И тогда сегодняшний судья,
Маруся Солдатова, заплаканная, взволнованная, схватила меня за руку:
- Одно только слово, товарищ! Только одно слово! Доехала она? Увиделась
с мужем своим?
Сегодня Маруся Солдатова сидит за судейским столом. Обрадованная этим,
я широко улыбаюсь и киваю ей.
Но - странное дело! - Маруся Солдатова не отвечает ни на улыбку, ни на
поклон! Ее глаза равнодушно скользят по мне, как по всем присутствующим в
зале, словно она меня вовсе и не знает!
Только тут мне приходит в голову, что Маруся Солдатова правильно
понимает обстановку и свои обязанности, - правильнее, чем я! Она не знает -
и не должна знать - никого и ничего другого, кроме того, что раскроется
перед нею из разбирательства каждого судебного дела. И уж конечно у нее не
может быть здесь никаких посторонних для суда знакомых, друзей или
приятелей!
Первым слушается дело бухгалтера какого-то учреждения. Он обвиняется в
том, что украл 1 фунт (400 граммов) пшенной крупы. Дело как будто бы самое
простое. Украл? Украл. Сознается? Сознается. Казалось бы, виновен, и
кончено...
Но есть в этом человеке что-то такое горькое, такое трагическое, что
суд медлит с приговором. Маруся Солдатова пристально вглядывается в
подсудимого. Одет он в пальто, и хотя оно везде тщательно заштопано и
зашито, но явно вот-вот рассыплется, распадется в прах. Лицо у подсудимого -
серое, опухшее, в голодном отеке. Руки засунуты в ветхие карманы пальто, -
не для бравады, нет, он явно придерживает что-то в своей одежде. Но
главное - глаза... В них - мучительный стыд, который нельзя ни скрыть, ни
замаскировать. Ведь в зале довольно много посторонней публики!
- Подсудимый... - говорит ему не громко Маруся Солдатова. - Ведь вы
образованный... Как же так?
Подсудимый с усилием заглатывает ощутимый даже со стороны тяжелый
комок. Закрывает глаза.
- Во всю жизнь... - почти шепчет он. - Ни одного чужого полена...
лучинки ни одной от чужого полена не отщепил!