"Александра Бруштейн. Суд идет! ("Вечерние огни" #3)" - читать интересную книгу автора

Вот и сейчас бедный Ванечка ходит по столу, и вид у него несчастный,
как у обиженного человека. Он уже почти никогда не поет, - а какой был
певун! От старости, вероятно преждевременной, от слабости и недостаточного
питания у него перышки спускаются вдоль ножек, как белесовато-желтые
подштанники, завязанные внизу, у самых лапок.
- Ну, начинается безобразие! - сердится дядя Мирон Ефимович. -
Прогоните эту чертову птицу, она сейчас начнет гадить!
И в самом деле, Ванечка, поклевав разок-другой от моего куска хлеба, не
выдерживает этого тяжкого испытания и немедленно, тут же, оставляет след на
скатерти. К счастью, Мирон Ефимович занялся каким-то спором с мужем, и мы
успеваем незаметно ликвидировать Ванечкину аварию.
Бедный Ванечка... В сахарнице на буфете есть одна крупинка сахара. Не
кусочек, а именно крупинка. Бабушка протягивает ее Ванечке. Птица с
неожиданным проворством схватывает крупинку и улетает с нею в клетку.
- А почему он не ест здесь, при нас? - разочарованно спрашивает
Любочка.
- Боится, наверно, - вдруг отнимем?
- Мы ведь и дали ему, зачем же мы будем отнимать? Какой дурак!
- Он не дурак, - серьезно объясняет Костик. - Просто он птица...
И, помолчав немного, Костик вдруг вспоминает, обращаясь главным образом
ко мне:
- Мы сегодня ходили с Марь Федной за папиным пайком в КУБУ (КУБУ -
Комиссия по улучшению быта ученых). И там одному старенькому профессору не
хватило конфеток. Вот этих самых - лампусье. Служащая ему сказала:
"Кончились сегодня конфеты, - приходите завтра..." Мама, он закричал,
старичок этот! Громко закричал, в голос: "Стыдно вам! Я живу на другом конце
города... Вы меня, старого ученого, брыкаете на голодную смерть!" И, мама,
он заплакал...
Я даже не поправляю "брыкаете" на "обрекаете". Не до этого!
- И что же было дальше? - спрашиваю.
- Дама там была, седенькая такая... Так она сказала: "Господа! Дадим
профессору по одной конфетке каждый - вот и наберется, сколько надо..." Ох,
мама... - Костик говорит с запинкой, он и сейчас волнуется. - Некоторые
люди, как услыхали, что по одной конфетке отдать... сразу шур-шур-шур! - и к
двери. Уходить чтобы...
- А конфетки для старика все-таки собрали?
- А как же! Собрали. Все дали по одной... Сперва недобрали - двух
конфеток не хватало. Седенькая дама дала еще одну... И я тоже дал еще
одну... Ничего это, мама?
Я молча притягиваю его к себе.
- Мама, - продолжает Костик тише, чтобы не услыхала в кухне Марь
Федна, - когда мы шли домой, несли ведро с селедками, Марь Федна все время
плакала. И даже тряслась вся... как будто из реки вылезла...
Все сидят, примолкшие. Ванечка-кенарь в своей клетке нахохлился и
заснул.
- Хороший вечер! - говорит муж. - Давно мы так спокойно не сидели...
Никто не прибегает, не зовет...
- Не говори "гоп", - ворчит Мирон Ефимович. - Еще прибегут, еще
позовут! Вечер не кончен. "Иды марта еще не прошли!" - напоминает он
предсказание авгуров Юлию Цезарю.