"Александра Бруштейн. Свет моих очей... ("Вечерние огни" #4)" - читать интересную книгу автораэтом подлинно революционное значение и роль В.П. Филатова в науке. Он не мог
мириться с безнадежностью, с окончательностью существующих оценок - ни хороших, ни плохих. Нет ничего хорошего, что было бы установлено навечно; самое превосходно-хорошее изживает себя, доходя в свой срок иногда до полной своей противоположности. Сколько таких превосходных - в свое время - истин, открытых давно самим Филатовым, он бесстрашно отбрасывал в своих дальнейших исканиях, найдя то, чего упорно добивался. Новое! Лучшее! Но не мирился он и с тем, что почиталось навеки плохим, безнадежным. "Организм принципиально может выздороветь почти от любой болезни", значит, дело врача найти те силы, какие могут помочь больному организму выздороветь. Нужно лишь поставить его в те условия, применить к нему те средства, какие могут помочь ему исцелиться. Мне посчастливилось встречаться с В.П. Филатовым не только в его институте, где меня лечили, но и в жизни. В частности, в Сочи, где он отдыхал в санатории одновременно со мной и моим мужем. Здесь, видя его очень часто, мы еще ближе узнали его. Он был замечательный собеседник, превосходно и интересно рассказывал, он тонко понимал юмор и сам отлично им владел. Многие из его стихотворений (а он писал стихи, и неплохо, так же как рисовал и писал красками) юмористические, часто очень остроумные. Читал он нам и несколько глав начатой им автобиографии. Это было так хорошо в смысле литературном, что следовало бы напечатать для широкого читателя. А теперь - последнее. О чем и о ком бы вы ни рассказывали, всегда найдется слушатель или читатель, который задаст вам - скажем прямо - неумный вопрос. Если вы детский писатель, он непременно спросит вас, любите ли вы детей, хотя, казалось бы, зачем вам писать для детей, если вы их не любите. Меня иногда спрашивали и спрашивают: "Вот вы знали Филатова... А скажите, он был хороший человек?" "Был ли он хороший?" То есть был ли добрый? Любил ли он людей, да? Доброта бывает разная. Есть такая доброта, о которой, как и об иной простоте, можно сказать, что она "хуже воровства". Такая доброта со слезами умиления подает неимущему фальшивую копейку, одновременно очень спокойно снимая с него последние штаны. Бывает и такая доброта, - о ней очень хорошо сказал мне старик, продавец одного из одесских магазинов: "Иной человек думает - зачем я себе буду злой, когда я могу себе быть добрый!" Эта доброта - с оговоркой "себе!" - тоже не находка: она ближайшая родственница благодушного эгоизма. Есть, наконец, самая противная, вредная доброта, сотканная из сентиментальности, идейного вегетарианства, из бездеятельного сахаринового сочувствия к правым и виноватым, к жертве и палачу. В светлых, мудрых аквамариновых глазах Филатова была совсем другая доброта. Очень интересно, что В.П. Филатов не любил, чтобы ему рассказывали о тех слепых и полузрячих, которых ему предстояло оперировать!.. "Вот, - говорил он, - вы хорошо рассказали мне о таком-то (или о такой-то), я вас слушал с интересом, даже с волнением. Но эта моя "добренькая жалость" только мешает мне! Завтра я подойду к операционному столу, - передо мной будет лежать человек с накинутым на голову покровом, в котором прорезано лишь круглое отверстие для оперируемого глаза. Этот глаз - вот все, что я вижу. Вот все, о чем я должен думать, должен все знать, все предвидеть. А жалостливые мысли о его семейных неурядицах, служебных неприятностях - они только отвлекут меня от главного и единственного: от операции, которую я |
|
|