"Александра Бруштейн. Свет моих очей... ("Вечерние огни" #4)" - читать интересную книгу автора

Всему на свете приходит конец.
Давно уехала Анна Ивановна с дочкой Галочкой, которая спрашивала,
подставляя головку солнечным лучам: "Темно, мама? Ночь?!" Уехала со своими
страшными бельмами Соня, аптечный работник. Уехал доктор Корнев, - помочь
ему не удалось.
Зато радостно для всех было видеть, каким счастливым уезжал Володя
Горев! С восстановленным зрением!
В один день с Володей уезжала Кассандра. От врачей и сестер мы знали,
что Кассандра уезжает со значительным улучшением зрения. Но сама она в этом
не сознавалась! "Да так, знаете... ничего... как будто не очень плохо".
Володя и Кассандра, бывшие здесь в состоянии неостывающей войны, уехали
вместе! Когда Володя садился в такси, чтобы отправляться на вокзал, мы все
высыпали провожать его. В эту минуту из подъезда вышла Кассандра, таща
потертый старомодный баул (такие в конце прошлого века назывались в Германии
"вьюками Колумба").
- Нонна Александровна! - ахнул, узнав ее, Володя. - Закадычный враг
мой! Едем, я довезу вас до дома.
И он с готовностью подсадил Кассандру в такси, куда погрузил и ее багаж
времен Христофора Колумба.
Все мы стояли вокруг, жали отъезжающим руки, кричали добрые пожелания,
махали платками.
- Знаете... - сказала мне вдруг Кассандра, часто-часто мигая, очень
растроганная. - Я никогда не думала, что все здесь так меня полюбили!
Бедная! Всю сердечность проводов Володи Горева она приняла на свой
счет!
Уехал и Аветик. За ним прибыла из Еревана мать, красивая, полная,
черноглазая женщина, пышущая таким доброжелательным теплом, какое умеют
распространять только русские печи и восточные женщины! Она то плакала над
погибшим глазом Аветика, то вскрикивала от счастья, целуя его сохраненный
глаз, то умоляла отвести ее к Филатову: она хочет поцеловать его ноги!
Аветик, прощаясь с нами, очень плакал. Лимон, который по его письменной
просьбе привезла ему мать, он отнес в подарок Александре Артемьевне.
- Красивый, правда? Желтый как солничка! Кушай!
Уезжаю наконец и я. Тоже со значительным улучшением. Правда, ни врачи,
ни я сама не сомневаемся в том, что мои глазные достижения продержатся не
долго.
Прощаясь со мной, В.П. Филатов говорит очень строго:
- Помните: работать не больше двух часов в день!
Потом он притворно сердито добавляет:
- Не будете вы осторожны, не будете! Уж я знаю... Ну, да ладно, - если
что, приезжайте опять. Что-нибудь придумаем!
Отъезд мой был омрачен расставанием с Сашком и Нюрочкой. Еще когда
уезжал Аветик, они плакали и потом грустили до вечера. По-моему, в этом нет
беды, это жизнь, и бояться этого не надо. Но сестры и лечащий врач
испугались новых слез при моем отъезде и решили: не надо предупреждать детей
о часе расставания, надо поставить их перед фактом, и все. Я спорила,
Александра Артемьевна тоже была против, но нас не послушали.
В день моего отъезда ребят выкупали и, разомлевших от ванны, уложили
спать. Отъезд мой был похож на бегство, меня отчаянно торопили: "Скорее,