"Александра Бруштейн. Свет моих очей... ("Вечерние огни" #4)" - читать интересную книгу автора

беды. Я тебя так люблю, что аж дышать мне трудно, когда тебя вижу".
Шурины глаза вылечить нельзя - так сказали врачи, - зря привез ее
Мосей. Но Шура не хочет уезжать из Одессы, - зачем Мосею тратиться на
обратный ее билет до Саратова? Шура поступит в здешний инвалидный дом, -
какая разница? Что Волга, что море, если глаза их не видят, - все одно!
- Шура, - спрашиваю я. - А почему ты не позволяешь Мосею остаться здесь
и быть с тобой? Он так этого хочет... И ведь он хороший, да?
- Не то что хороший, - редкостный! - отвечает она. - Может, он один
такой и есть на всем свете! Да ведь женатый. И ребенок есть... Как же я его
жене то сделаю, чем меня убили?
В ослепших Шуриных глазах стоят слезинки.
- Ничего... - говорит она, улыбаясь. - Как-нибудь...
Вечером в холле, на площадке лестницы, играет радиола. Многие слушают.
Кто помоложе, даже танцуют. И Шура танцует. Володя Горев, единственный
кавалер, добросовестно кружит всех желающих поплясать.
В коридоре, на одном из деревянных диванов, к Александре Артемьевне
жмется Женя. Ей четырнадцать лет. Завтра у нее операция. Женя храбрится, но,
конечно, трусит.
- Больно это? - спрашивает она у Александры Артемьевны.
- Нет, не больно.
- Да, как же! Не больно! - останавливается проплывающая мимо Нонна
Александровна. - Как же не больно, когда надрезают глаз да еще вшивают туда
что-то такое!
Тут уж и многотерпеливая Александра Артемьевна сердится на карканье
Кассандры! Не глядя на нее, Александра Артемьевна объясняет Жене:
- Все глазные операции безболезненны. Совершенно! Ведь когда больно,
человек сразу зажмуривает глаза, - как же оперировать зажмуренный глаз? Вот
и делают обезболивание... Не будет тебе больно, нисколько не будет!
- Ну зачем же вы ей неправду говорите? - возмущается Кассандра. - Она
должна знать: ей будет больно!
- Не будет больно, не слушай ее, Женечка! - Это подошел Володя Горев
(танцы кончились). - Вот кого хочешь спроси - всех, кого оперировали, - все
скажут: не больно!
Кассандра хочет возразить, она ищет "кинжальных слов", чтоб уничтожить
Володю... Но губы у нее дрожат. Беспомощно хлюпнув носом, она резко
поворачивается и продолжает свой "моцион".
Десять часов вечера. Дети давно спят. День у больных трудный,
утомительный. Больные за день устают. Ложатся рано.
Перед оном вспоминаю, что Кассандра просила меня "уделить ей
черносливцу". Иду в ее палату. Там пусто, - все обитательницы палаты,
вероятно, в умывалке. При свете синей лампочки замечаю какое-то шевеление на
Кассандриной кровати. Подхожу к ней ближе. Худое, истаявшее тело почти
неразличимо под одеялом. Подаю ей чернослив.
И вдруг Кассандра плачет.
- Шпашибо. Ужашно тут жлые люди! - Зубы Кассандры мирно покоятся в
кружечке с водой, отсюда неожиданное косноязычие. - Штрашно жлые люди!
Положив в рот черносливину, Кассандра старательно разминает ее языком и
беззубыми деснами.