"Александра Бруштейн. Свет моих очей... ("Вечерние огни" #4)" - читать интересную книгу автора

Письмо написано. Килина Кордонец унесла его к себе в палату. А мы с
Александрой Артемьевной и Женей сидим и молчим...
Я перебираю в уме все горестные рассказы, какие за одну эту первую
неделю в институте слыхала от слепнущих людей, в особенности от женщин.
Здесь люди легко раскрываются одни перед другими. Часто перед незнакомыми
рассказывают самое потаенное... Встретились люди, их роднит общее несчастье,
скоро разойдутся, больше, может быть, никогда не встретятся... От всего
этого рождается откровенность.
Общая любимица здесь - Шура Булыгина. Хорошенькая, ласковая. Почти
совсем слепая. Она работала медсестрой в Саратове. Муж - там же прорабам на
стройке.
- Так мы с Гришей хорошо жили, так счастливо... Бывало, проснешься
утром, посмотришь в окно на Волгу - ну просто плакать хочется, до того
хорошо!
Однажды на медпункт, где работала Шура, прибежали со стройки:
несчастье! Шурин муж упал с лесов, разбился насмерть! Шура обезумела от
горя. Жить без Гриши - нет, лучше смерть! Схватила первое, что попалось под
руку, - это был плазмоцид, средство от малярии (теперь оно запрещено и
изъято, так как вредно действует на зрение). Шура приняла громадную дозу
плазмоцида, но не умерла. Она тяжко болела, еле спасли. Но, поправившись,
она стала слепнуть.
Когда Шура впервые пришла в себя, ей сказали, что муж ее не погиб, - он
тяжело разбился при падении с лесов. У него осталась парализованной нижняя
часть туловища, он потерял способность ходить.
Зажили они снова вместе - почти ослепшая Шура (у нее осталось 4
процента зрения) и неподвижный калека Гриша...
- И до того я его любила, до того любила, хоть он и парализованный, и
вы понимаете... не был он мне больше мужем... А я все равно счастливая была!
Казалось бы, не такое уж завидное было это счастье - слепая Шура и
муж-полчеловека! А вот, подите же, польстилась на него другая - и отняла его
у Шуры. Дело объяснялось просто: полчеловека хорошо зарабатывал чертежами.
Ходила к ним эта другая, ходила, и как-то муж сказал Шуре: "Знаешь, Лена
переезжает ко мне... Мы тебя, Шура, не гоним, нет, нет! У нас ведь две
комнаты, - живи с нами!"
- Я, знаете, тихая. Ни с кем не ссорюсь, не ругаюсь. Собачиться: "Мой
муж! Не отдам!" - не умею я этого... Но и жить с ними я не захотела. Ушла.
Дали мне пенсию, дали койку в инвалидном доме... Так и стала жить.
Сюда, в Одессу, Шуру привез Моисей. Она произносит "Мосей". Кто он
Шуре? Никто. Но он полюбил ее, слепую, беспомощную, доброй любовью. Мосей -
простой, малообразованный человек - работал в Саратове на заводе. Он
приходил к Шуре в инвалидный дом, приносил гостинцев, дарил цветы. ("Он
душистые приносил, чтобы я запах слышала!") Мосей водил Шуру на Волгу -
дышать рекой. Привез ее сюда и остался здесь дожидаться результатов лечения.
Каждый день, а то и дважды в день Мосей передает Шуре через санитарок
яблоки, конфеты и записочки, чудесные, малограмотные, которые я читаю Шуре
вслух: "Шурочка, выглянь в окошко, я на тебя погляжу", "Шурочка, отвечай,
чего тебе принести".
Недавно Мосей прислал большое письмо: "Шура, я тебя уже, может, в сотый
раз прошу: позволь, я тоже с тобой здесь, в Одессе, останусь. Я тебе буду и
отец, и мать, и глаза. Поступлю здесь на работу, не будешь знать никакой