"Валерий Яковлевич Брюсов. Элули, сын Элули (Рассказ о древнем финикийце) " - читать интересную книгу автора

- Я не брежу, - упрямо возразил старик, - я хорошо рассмотрел этого
человека. Он был бритый, без бороды, но лицо в морщинах, одет, как воин; он
стал у моей постели, посмотрел на меня грозно и сказал...
- Постойте, - прервал Дютрейль, стараясь вернуть друга к
рассудительности, - на каком же языке он с вами заговорил?
- По-финикийски. Не знаю, может быть, в другое время я и не понял бы
финикийской речи, но в ту минуту понимал все, от слова до слова.
- Что же вам сказало привидение?
- Он мне сказал: "Я - Элули, сын Элули, тот, чей мирный покой вы,
чужеземцы, нарушили, не побоясь заклятия. За то я отомщу тебе, моя участь
постигнет и тебя. И твой прах не успокоится в родной земле, но станет
добычей шакалов и гиен. И я буду мучить тебя во сне и наяву, всю твою жизнь
и после жизни, и до скончания веков". Это он сказал и ушел к вам, и я думал,
что вы тоже его видели.
Дютрейль не сомневался, что с его другом - болезненный припадок, легко
объяснимый влиянием зноя, постоянными мыслями о смерти и волнением после их
замечательного открытия. Желая образумить старика, Дютрейль не стал ему
напоминать, что привидения - обман зрения, но постарался объяснить всю
неправдоподобность данного видения.
- Мы раскопали, - говорил Дютрейль, - могилу не для того, чтобы
оскорбить лежащий там прах или чтобы поживиться собранным там добром, но из
бескорыстных научных целей. Элули, сыну Элули, нет причин на нас гневаться.
Наука воскрешает прошлое, и мы, восстанов-ляя финикийскую древность, тем
самым воскрешаем и этого Элули. Старый финикиец скорее должен быть
благодарен нам за то, что мы вызываем его из забвения: кто без нас, в. наши
дни, знал бы, что за тысячу лет до Рождества Христова жил в Африке некий
Элули, сын Элули? Дютрейль говорил со стариком, как с больным ребенком.
Сначала Бувери не слушал никаких доводов и требовал явно невозможного: чтобы
все вещи были немедленно отнесены обратно в гробницу и сама она опять
засыпана. Понемногу, однако, стал уступать и согласился отложить решение
вопроса до утра. После того Дютрейль собственноручно уложил старика в
постель, закутал одеялами, так как у него начался озноб, и сидел около, пока
больной не уснул тяжелым, беспокойным сном. "Как разрушительно действует
болезнь даже на самые ясные умы!" - грустно думал Дютрейль.


IV

На другой день диалектика и очевидность доводов Дютрейля одержали верх,
Бувери согласился, что его видение было лихорадочным бредом. Согласился и с
тем, что вновь засыпать раскопанную гробницу было бы преступлением перед
наукой и человечеством. Работы продолжались с прежним усердием. И в
усыпальнице Элули, и в соседних могилах было найдено еще много драгоценных
для историка предметов. Друзья ждали только прихода парохода с необходимыми
инструментами и рабочими-европейцами, чтобы приступить к раскопкам города.
Однако здоровье Бувери не поправлялось. Лихорадка не оставляла его; по
ночам он часто кричал и вскакивал в безумном ужасе. Однажды старик
признался, что опять видел перед собой финикийца Элули. Дютрейль счел
полезным вышутить своего друга, и Бувери более не заговаривал о своих
видениях. Но все же он таял с каждым днем и даже стал проявлять признаки