"Патрик О'Брайан. Фрегат Его Величества "Сюрприз" ("Хозяин морей" #3)" - читать интересную книгу автора

болтливых политиканах, не приближавшихся к опасности ближе, чем до скал
Дувра, откуда они через подзорную трубу наблюдают за двухсоттысячной армией
Наполеона, расквартированной на той стороне пролива. Сэр Джозеф оглядел лица
за столом, они багровели по мере того, как разговор зашел о юридических
сторонах насильственной вербовки и действиях вербовщиков с кораблей -
адмиралы орали друг на друга так, что слышно было на весь Уайтхолл, а Первый
лорд, похоже, не в силах был контролировать ситуацию. Сэр Джозеф несколько
успокоился - может, прокол останется незамеченным. "Но однако, - подумал он,
иллюстрируя в блокноте метаморфозы адмирала: яйцо, кокон, куколка, и,
наконец, взрослая особь, - что я скажу ему при встрече? Как я смогу
посмотреть ему в глаза?"

В Уйатхолле моросящий дождь пеленой укрывал Адмиралтейство, но в
Сассексе погода стояла сухая - сухая и тихая. Дым поднимался из трубы камина
маленькой гостиной в Мэйпс-Корте прямым, ровным столбом на сотню футов
вверх, чтобы потом раствориться в голубой дымке и осесть на землю в
окружающих дом низинах. Листва на деревьях еще была, но именно еще - время
от времени желтое пятнышко само по себе отрывалось от видневшихся за окном
деревьев, и кружась, опускалось на расстеленный у их подножья золотой ковер.
В тишине был различим шуршащий звук падения каждого листочка - в тишине
столь мирной, как безмятежная смерть.
- С первым порывом ветра эти деревья облысеют, - заметил доктор
Мэтьюрин. - И в все-таки осень сродни весне, ибо и та и другая сами по себе
ничто, и только служат зародышем будущего ростка. Ближе к югу это еще
очевиднее. В Каталонии, куда вы с Джеком отправитесь, как только закончится
война, осенние дожди позволяют траве вымахать так, что она стоит, как
частокол из копий, но даже там... Дорогая, чуть меньше масла, пожалуйста. Я
и так уже пребываю в высшей степени жирности.
Стивен Мэтьюрин обедал с дамами из Мэйпса: миссис Уильямс, Софией,
Сесилией и Фрэнсис. На его шейном платке, табачного цвета жилете и оливковых
бриджах виднелись следы виндзорского супа, трески, пирога с голубятиной и
сладкого крема - он был неаккуратный едок, да еще лишился своей салфетки при
первой же перемене блюд - хотя София и пыталась помешать этому, - и теперь
пил чай, сидя с боку от очага, в то время как с другой стороны София
поджаривала ему пышки, склоняясь над мерцающими серебристыми и красными
углями, внимательно следя, чтобы не спалить пышки, поднеся слишком близко к
жару, и не пересушить их, держа слишком далеко. Мерцающий свет жаровни
выхватывал из темноты ее округлую руку и миловидное лицо, выделяя высокий
лоб и совершенный абрис губ и подчеркивая ее великолепную цветущую фигуру.
Беспокойство за пышки проявлялось обычным образом: у нее была привычка
сестры в моменты напряжения высовывать кончик языка; и это, в купе с
несравненной красотой, придавало ее облику какую-то необъяснимую
трогательность. Он тепло посмотрел на нее, чувствуя странное томление в
сердце, чувство, не имеющее названия - она выходила замуж за его лучшего
друга, капитана военного флота Джека Обри - она же являлась его пациенткой,
и они были так близки, как только могут быть близки мужчина и женщина между
которыми нет галантных отношений; может, даже ближе, чем любовники.
- Это элегантная пышка, Софи, без сомнения, но она должна стать
последней, да и вам больше не советую, дорогая. Вы и так располнели. Шесть
месяцев назад вы выглядели тощей и жалкой, но перспектива замужества, как я