"Янка(Иван Антонович) Брыль. В семье" - читать интересную книгу автора

граммофон". А ты опять вон что говоришь. Что только на свете творится!..
- Так-то оно так, - говорит, подумав, бабушка, - однако нашему пока что
совсем не ко двору это радиво. Обошелся бы и без него, ага! Одна слава -
день-два, а потом, как и со всем остальным: начнет сам чинить и зачинит. И
сапог не будет, а пчелок и подавно...
...Дядя вернулся домой, когда уже смеркалось.
В хате темно и тихо. Бабушка ушла на посиделки. Я лежу на топчане,
прислушиваюсь, как за ширмой щебечут с мамой малыши, и думаю о своем новом,
еще не оконченном рисунке.
- Скажи на милость, отца все нет! - заговорил дядя, присев у стола. -
Ночевать собирается, что ли?
Я буркнул только "угу" и молчу: я чувствую, что ему хочется поговорить.
Трудно сказать почему, но в дружбе такой, как наша, сразу чувствуешь
настроение другого, по одному намеку уже знаешь, о чем он будет говорить. И
я молчу, жду.
- Скажи ты, - начинает дядя, - а ведь я, брат, никак не могу дождаться.
Представляешь - где-то там Минск или Москва... Они живут своей жизнью,
кипучей, широкой... а мы... И вот отец твой бредет сейчас в темноте по
снегу, несет под мышкой маленькую черную штучку - радиоприемник - и радостно
бормочет. Сапоги тяжелые, ноги тоже, а сам весел. Да и как ему, скажи, не
радоваться? Вот он придет домой, разгребем снег за углом хаты, сделаем ямку,
закопаем туда старый дедовский чайник... Двадцать лет прослужил он твоему
деду. Шипел, клокотал под постукивание вагонных колес, а нам вот сослужит
другую службу. Теперь мы припаяем к нему медную проволочку, другую такую же
проволочку растянем на двух занеманских жердинках, проведем проволочки в
черную штучку - в приемник, и тогда твой отец произнесет, как библейский
бог: "Да будет свет!" И станет свет...
Прошлой осенью, в туманный день, с дождиком, слякотью, с грустью на
сердце, видел я, Алесь, как над напиши Гончарами, неведомо откуда взявшись,
пролетели три морские чайки. Может, с озера Нарочь, может, с далекого моря.
Мне хотелось бежать за ними по грязи, бежать сквозь мглу туда, где рокочет и
пенится море, поет песню о том, что чудесный, безграничный мир не сказка, а
действительность. Такая, брат Алесь, тоска - щемящая, огромная, что зовет
вдаль. И ведь ничего же как будто, даже не крикнули чайки ни разу, только
качнулись, сверкнув белым крылом на сером фоне неба, и вот уже запахло
морем, донесся шум воды, захотелось плакать. Подумай только: жизнь так
коротка, а мир так прекрасен, полон могучих, волнующих тайн, и мы тут -
такие слабые, бедные, что не каждый даже мысленно может охватить всю его
красоту и силу!.. Как мне хочется порой подкрасться, сорвать окутывающую
землю завесу и увидеть, услышать все!..
А тут тебе тюрьмы, колючая проволока и штыки на границе, света - только
что в окошке, а для души, которой так хочется летать, - тяжелые от грязи
постолы...
Ты меня знаешь, Алесь, - я не революционер. Я, чтоб добиться истинного
счастья для людей, не хочу... не могу перешагнуть через труп даже одного
человека. Иной раз мне, правда, тесно, душно с такой верой. Ох, как душно,
как мучают сомнения!.. И чем дальше, тем больше. Как хочется настоящей
работы, борьбы - не только книжку кому-нибудь дать, не только марать
бумагу...
И вот теперь это радио. Кажется, что мы где-то в темной и душной