"Янка(Иван Антонович) Брыль. В Заболотье светает" - читать интересную книгу автора

гостем...
Лошадь стояла и так, а я не позволил Ячному тревожить свою старость -
вставать, обхватил его плечи...
- Бор-родою оброс, старина, щекочет, как мокрое помело...
- А я, брат, гляжу... Подсаживайся, подвезем... Мешок? Ну, и мешок
бери.
Лошадь с места тронула рысью.
- А я гляжу, - кричал старик сквозь грохот колес, - что там за
Пшеничный такой объявился, что Ячного даже ночью узнал. Не Бобрук ли тебе
подсказал?
Сказал с насмешкой, и, рысью объезжая Бобрука, старик молодцевато
крикнул:
- Эй, на десятый день девятая верста, что передать вашим?!
Позже, когда Ласточка пошла тише и колеса перестали так грохотать,
Ячный сказал:
- И все зудит, все точит, как шашель... А ты, Ермак, тоже чудило:
Берлин у Гитлера взял, а сел к такому подкопаю!.. Да что вам! Ха-ха-ха! Вы
же - родному батраку родной кулак - свояки!
- А сам ты, дядя, где был?
- Я? Ивана отвозил на станцию. В Минск поехал, в институт. Профессором
будет Ячный - знай наших!..
- А Кастусь как живет?
- Мой Костя? В райсовете он, уже четвертый год пошел.
- А секретарем райкома кто - Павел Иванович?
Спросил, хотя знал и сам, по письмам, и о сыновьях его, и о том, что
Павлюк Концевой - при панах политзаключенный - до войны был председателем
нашего Понемонского сельсовета, в войну командовал партизанской бригадой, а
сейчас...
- Павел Иванович, а то кто же еще! - удивился Ячный. - Павлюк в
райкоме, а мой Костя в райсовете. Он у Шевченки левая рука. Романов правая,
а он левая - заведующий отделом сельского и колхозного строительства. Тоже,
можно сказать, заместитель председателя!..
"Профессором будет", "заведующий отделом" - какие тут слова в ход
пошли! Хотел угостить старика папиросой, но он отмахнулся и насыпал мне на
газетный листок добрую щепоть самосада.
- Курить так курить! Сразу почувствуешь, что дома.


3

Над Заболотьем нависла ночь.
Ячный хотел подвезти меня к самому дому, но я отговорил его и пошел
пешком. Сквозь запотевшие окна хат там и сям светились огоньки. Все еще шел
снег, слепил глаза мокрыми хлопьями. Земля и крыши побелели. От снега стало
светлее. Впрочем, усадьбу нашу - даром что я не был здесь столько лет - я
узнал бы, кажется, и с закрытыми глазами. Клен еще стоит, тот самый клен, на
который мы когда-то взбирались, чтобы показать, кто громче свистит в два
пальца. Хаты, из которой я ушел "в люди", теперь нет. На ее месте -
землянка. Рядом с землянкой новая хата, о которой мне писали Микола и Валя.
Выходящие на улицу окна забиты горбылями: не успел Микола справиться до