"Янка(Иван Антонович) Брыль. В Заболотье светает" - читать интересную книгу автора

держал. Такое было время, не я один держал. Да и не мог же я сам со всем
управиться. А сейчас что? Сами хорошо видите, какие на мне шелка-бархаты. Да
что тут говорить!..
"...Хилый он у вас, какая от него помощь!" - всплыл у меня в памяти
сладкий голос старой Бобручихи.
- Моя хозяйка ездила на той неделе в Минск, - бормотал старик, - в
министерство. Сказали, что разберутся, еще раз наше дело будут
пересматривать. Конечно, это всё свои подкусывают, здешние. А наверху
начальство видит, что к чему...
"Интересно, это тоже из требника или уже доморощенная мудрость? -
подумал я. - И какое тут нужно особо умное начальство, чтобы распознать
тебя, такую птицу? И о сынках твоих я тоже кое-что знаю..."
Неприметно надвигалась ночь. С потемневшего низкого неба посыпал
мокрый, ленивый, докучный снег.
- Только грязи прибавится, - ворчал сквозь мокрые усы Бобрук. - И на
небе порядка нет. О-хо-хо!..
Лошадь тащилась еле-еле, будто назло.
- Колхоза у нас еще нет?
- Пока что, слава богу, тихо. Только вот в Кленове затеяли с весны. А в
Понемони, так там сразу после войны.
- Ну, и как там живут, в колхозе?
- Живут... В Понемони, говорят, по два килограмма дали на этот самый
трудный день. А правда ли, нет ли...
- А как по-вашему: правда?
- Я не говорю, что неправда...
- Так что же: мало это или много?
- Я не говорю, что мало...
- А что?
- Один бог свят ведает, что будет и как будет... Ну, ты, ползешь,
дохлятина!..
Я достал папиросу и решил помолчать. Но тут на Бобрука нашел, как
говорится, стих - разворчался:
- Один бог свят ведает, я ж говорю. Вы человек бывалый, сами знаете,
что на свете делается. Кипит, как в котле. Еще, сказывают, не все кончено...
- А кто сказывает?
- Да никто... так говорится...
- Ну, а почему же так говорится?
- А кто его знает!..
- Вот вы же так говорите.
- А что я говорю? Что мне говорить? Ну, ты, дохлятина, пошла!..
Сзади загремели колеса. Кто-то догонял нас на добром, видать, коне. С
разгона этот добрый конь уперся грудью в задок нашей телеги. Он горячо дышал
мне в затылок и щеку, а потом, балуя, схватил клок Бобруковой соломы и
тряхнул ею над нашими головами.
- Эй, кто там молоко везет? Погоняй! - послышался сзади голос.
- Ячный! Дядька Степан! - вскрикнул я и, перекинув через грядку ноги,
соскочил с телеги.
- Ласточка, тпрру! - скомандовал Ячный. А потом, наклонившись к самому
моему лицу, узнал, толкнул рукой в грудь. - А, браток ты мой, Василь! Ермак
Тимофеевич, покоритель Берлина! Ласточка, стой! Мы сейчас почеломкаемся с