"Янка(Иван Антонович) Брыль. В Заболотье светает" - читать интересную книгу автора

зимы. Однако уже не в землянке, а в кухонном окне горит спокойный, уютный
огонек.
Когда я стукнул щеколдой новой калитки, под ноги подкатился с сердитым
лаем щенок.
"Обрастает, черт, - подумал я про Миколу. - И забор, и ворота завел, и
собаку..."
Но вот от кухни, должно быть с порога, послышался голос:
- Кто там?
Я шагнул в полосу света, падавшего из окна на снег, и произнес то
первое слово, которое так долго не приходилось говорить вслух.
Входя в хату, старушка ухватилась сперва за косяк наружной двери, а
потом, в сенцах, долго шарила щеколду. В кухне, при свете, взглянула на
меня, всхлипнула и, словно еще не здоровалась, вытерла руки о фартук.
- Сыночек... хлопчик мой!.. Пришел!..
...Миколе двадцать четвертый год. Парень возмужал, уже и меня перерос.
Когда он, заглянув, должно быть, в окно, вбежал со двора и мы поздоровались,
мать снова всплакнула. А я увидел скрюченные пальцы Миколиной левой руки и
три орденские колодки.
- Трудно покуда с такой рукой?
- Один разок клюнула в плечо, а сколько мороки. Ношусь как дурень с
писаной торбой. На Черной, помнишь, за поворотом, где жил Кулеш...
Он тут же, у порога, начал рассказывать о том их партизанском бое, про
самолет, перебросивший его после ранения через фронт, про госпиталь в
далеком Сталинабаде - одним словом, о том самом, о чем писал еще в сорок
четвертом.
- Ну что ж, - промолвил он, спохватившись, - ставь, мать, закуску на
стол. А мне придется пойти Тарадру разбудить.
Микола прислушался:
- Погоди, Копейка идет! Этот достанет.
За дверьми разок, как видно под привычной рукой, брякнула щеколда,
дверь приоткрылась, и в нее как-то боком или даже просто задом протиснулся
незнакомый детина. Здоровенные плечи его сутулились, и голова на толстой шее
выдавалась как-то вперед и вбок. Кепка была надвинута на самые глаза, но под
ней никак не могла укрыться гладкая, красная рожа.
- Василь Петрович? - начал он. - С приездом!
Он даже улыбнулся из-под кепки, с вахлаковатой деликатностью пожимая
мне руку.
- Сходи ты, Сергей, к своей Тарадре и тащи сюда "гусака", - сказал
Микола. - Гляди только, чтоб не последки.
- Кто это? - спросил я, когда незнакомец вышел.
- Столяр, - отвечал Микола. - Шатается тут скоро год. А кто, откуда,
так и не доберешься... Окна мастерит у нас. Копейка. Такая фамилия.
- Только зыркает тут исподлобья, что твой волк, - сказала мать. - А
работает ну как неживой. Ты, Микола, за Валей сходил бы... А то уж лучше
завтра. Тащиться ей с хутора по такой темноте, да и с дитем на руках. Завтра
чуть свет примчится.
Вскоре Копейка снова по-своему - задом - протиснулся в дверь и поставил
на стол "гусака" - заткнутый газетной бумагой литр самогона.
- Белорусская подстольная, - сказал Микола. - С Тарадриного завода. Как
там, Сергей?