"Янка(Иван Антонович) Брыль. В Заболотье светает" - читать интересную книгу автора

- Да, знаю, как же! Она уже маме моей говорила, когда из церкви шли:
"Вернулся твой Василь, остался, слава богу, жив и здоров и сидел бы себе
тихонько, пока сидится. Свет нынче шалый. Танки вон, люди рассказывают,
окопались под Новогрудком, а они про колхоз".
- Эх, не было тебя тут в войну! - сказал Гаврусь. - Поглядел бы, что
они тогда вытворяли!.. И Митрофан и тот разбойник - Гришка.
- Отчего ж, кое-что знаю и я...
В тридцать девятом Бобрукам подрезали крылья, но во время оккупации
кулак снова захватил свои тридцать гектаров. Из еврейского гетто в Понемони
Гришка его, полицай, наволок всякого добра, а зондерфюрер, обосновавшийся
тогда в имении, за какие-то дела "премировал" Митрофана, старшего сына
Бобрука, косилкой.
В Понемони стоял немецкий гарнизон. И вот однажды, после облавы на
Заречье, полицаи привезли в местечко раненого партизана. Митрофан был как
раз в обозе; на его санях и лежал, истекая кровью, до полусмерти избитый
разведчик. Повесили хлопца на площади перед церковью на Бобруковых вожжах.
Рассказывают, Митрофан даже шапку снял, так просил коменданта, чтобы вожжи
эти ему потом вернули. Такая веревка, говорят, большую удачу в хозяйстве
приносит...
- Гришка, слышно, письмо прислал, - как бы угадывает мои мысли
Гаврусь. - Тебя, Василь, еще дома не было. Где-то он, говорят, в Англии.
Мать рада, сама похвалялась Ганне. А эта, известно, молчать не будет.
"Толстый, говорит, стал, слава нашему господу, как пан. И пишет, чтоб только
берегли себя, чтоб только живы были, а когда он вернется, всем
достанется..."
Вернется!.. Кажется, своими глазами вижу ту страшную осень. Расстрелы
активистов. Еврейский погром. Шаря по хатам у рынка в поисках брошенного
добра, Гришка, рассказывали, наткнулся на старую, хворую тещу портного
Абрама. Даже лошадь велел запрячь Бобручок, чтобы отвезти ее туда, где
закапывали остальных. Укутавшись в большой платок, чтобы не замерзнуть по
дороге, старуха махала знакомым рукой, но сквозь грохот колес нельзя было
разобрать, что она говорит. А Гришка сидел на этой телеге, молодцевато
пристроившись сбоку, и только похлестывал плетью по голенищу...
- Эх, хлопцы, хлопцы! - сказал я, чтобы отвязаться от тяжелых мыслей. -
Пережили мы, как говорится, лето горячее, переживем и дерьмо собачье. Гришки
всякие, носики, копейки, бобруки... Зря ты, Иван, так много думаешь об этой
дряни.
- Я о них думаю? - удивился Авдотьич. - Петля о них думает, а не я.
- Глядите, хлопцы, как растянулись - от леса до самого Немана! Чем не
колхоз?
Это сказал Гаврусь. Он смотрел на лес, откуда в деревню ехали сосны -
новая хата еще одному бедняку. Лошадь за лошадью, сосна за сосной.
"Чем не колхоз!" - захотелось повторить за ним. Но я не повторил, а
только взглянул на Гавруся и так же, как он, улыбнулся.


6

В нашем клубе большие светлые окна. На бревенчатых стенах только
недавно подсохла смола. На сцене покрытый красным столик, стулья и даже