"Янка(Иван Антонович) Брыль. В Заболотье светает" - читать интересную книгу автора

трибуна. Не раз уже наши люди слушали тут лектора. Не раз уже натягивалось
тут полотнище экрана. Длинные сосновые скамьи стоят аккуратно и даже как
будто строго. А мы нарушим их строгий порядок, расставим у стен - и спляшем
на славу. Не бывало еще у нас такой хаты - тут "Лявонихе" нашей есть где
по-настоящему развернуться.
Микола отворяет дверь пристройки и, пропуская нас вперед, сдержанно,
важно улыбается:
- Книжек еще маловато.
В небольшой комнате пристройки длинный стол, на нем журналы и
аккуратные подшивки газет. Книг и правда не много - всего один шкаф.
- Два месяца болел, - говорит Ячный. - Так я их, брат, все, кажись,
перебрал.
Мы не довольствуемся тем, что сквозь стекло видны разноцветные корешки.
Микола открывает шкаф, и каждую книгу хочется взять в руки, перелистать
знакомые, любимые страницы. Чехов, Горький, Купала, Толстой... И
вспоминается, как мы ходили, когда я был подростком, за десять деревень,
чтобы достать интересную книгу...
- Книги всё больше на руках, - говорит Микола, - они, брат, у нас не
залеживаются.
- Пшепрашам пана наймоцней, - говорит Ячный по-польски, толкнув меня в
бок. - Можэ можно цоськольвек пшечытаць?..*
______________
* Простите, пожалуйста. Нельзя ли что-нибудь почитать?

- Ага! - догадываюсь. - Вспомнил, дядька. Помню.
Сидел когда-то в каменном доме поместья "Роскошь" старый шляхетский
глухарь, пан Борковский, окруженный книгами. И вот как-то мы с Ячным - два
дурня, старый и малый, - решили тронуть вельможное сердце просьбой. Мне было
лет пятнадцать, а Ячный тогда уже начинал седеть. Старый дурень был
похитрее: присел возле ворот как будто отдохнуть. А я, несмотря на собак и
все запоры, добрался до самых палат, удостоился предстать пред милостивые
панские очи. И что же, пан не выгнал. Пожалел только, что нет у него таких
книжек, которые "Иван" мог бы понять. Да и вообще, говорит, на что "Ивану"
книги? Сам, говорит, хлопе, подумай: что же это будет, кто станет землю
пахать?..
...Микола был прав: Иван Авдотьич никак не мог "попасть в оглобли":
шляхтич Криницкий в его исполнении был совсем никудышный. Рябой и неказистый
Иван особенно проигрывал рядом с Шарейкой. Шарейка всю свою жизнь артист.
Иной раз на танцах как завертится, бывало, с какой-нибудь Настей или Алесей
да как начнет кричать: "Браточки, хлопчики, держите!" - так можно и вправду
поверить, что самому ему никак не остановиться. Хлопец был из бедняков, а
все же и в те времена, если бы женихи выбирались голосованием, за него
поднялись бы чуть ли не все девичьи руки, и не в одном только Заболотье.
- И ловок же ты, будь здоров, как вол в карете! - не удержался он еще
на первой репетиции, поглядев на жалкую игру Авдотьича. - Ничего у тебя,
"коханенький-родненький", не выйдет - сразу видать. И я тебя, "собственно,
вось цо да", попросил бы со сцены "туды-сюды"!*
______________
* Слова персонажей комедии Я.Купалы "Павлинка".