"Янка(Иван Антонович) Брыль. Нижние Байдуны" - читать интересную книгу автора

На этот раз почему-то обошлось без "царствия небесного", будто знакомый
где-то жив-здоров.
- И еще один Петя, - немного тише, чем обычно, сказал таки, не вытерпел
Игнат.
Но на этот раз, видать, хозяин не услыхал.
Кроме такого уссурийско-таврического знакомства были еще и намеки.
Однажды дядька Захара вернулся из местечка под мухой, только не ночью и
не зимой, и я тогда видел и слышал через забор незаметно, как он встретился
с Канисом у будки. Тот был привязан, вышел навстречу, сел на хвост, глядя в
лицо хозяину со всею преданностью.
- Канис! Дружище! Здравствуй, перекувырку твою! Как говорил покойный
Николай Александрович Романов-Второй: "Ничего не вижу, тока кровь, кровь,
кровь!.."
В такт с этим повтором человек покачивался назад-вперед-назад, а собака
тоже в такт мела, мотала по песку хвостом. Тогда человек начинал петь свою
любимую, одну на всю жизнь:
- И горит лучина, из-да-ва-я тр-реск, и вокруг тре-вож-ный!..
Дальше, к "разливанию блеска", не шло. Снова повторялось трагическое
"кровь, кровь" покойного Романова-Второго. Словно про какого-нибудь
ефрейтора или унтера из Танку: "Иванов-второй" или рядового -
"Сидоров-третий"...
Так и подобно бывало часто. Когда же в рассказах, мягко говоря,
перебарщивал кто-нибудь другой, дядьке Захаре это не нравилось. Даже и другу
своему Ивану Бохану-Калоше*, по-уличному Летчику, он не давал подыматься
слишком высоко.
______________
* Бохан - коврига, калоша - штанина.

Бохан Калоша служил когда-то в "петергофской воздухоплавательной роте".
Подогретый рассказами Качки, и он начинал своим мягким, также "городским",
"культурным" голосом что-нибудь, например, такое (беру не с начала):
- Итак, значит, подымаю взвод по тревоге, а сам сажусь на дирижабль.
Даю команду...
Тут речь обрывалась:
- Ефрейторишка, перекувырку твою! Какой взвод? Какую команду? Кто
т-тебе даст ди-ри-жабль?!
Воздухоплаватель не обладал такой непоколебимостью, как железнодорожный
старший унтер, и защищался мягко:
- Ты же ведь там со мною не был. Что ты орешь на меня? Удивительный
человек!..


ПОЧЕМУ Ж ОН НЕ СОКОЛ?

"Овес сей в грязь..." А картошку сажают, когда уже совсем тепло, когда
цветут сады, щебечут ласточки.
Все между тем управились в поле, а дядька Бохан-Калоша только что
начинает.
У его тощей вихлястой кобылки тоже была кличка, немного длинноватая:
"Не на того наскочила". Так о ней говорили на пастьбе, в табуне, на улице,