"Янка(Иван Антонович) Брыль. Нижние Байдуны" - читать интересную книгу автора

шпиля добрался Сидор-гоп. Зацепиться ногами и повиснуть вниз головою он не
осмелился, рекорд свой отметил тем, что сбросил оттуда калошу. Была уже
осень, грязь, и калоша, просвистев снарядом, врезалась в пахоту. А весною,
"на сдаче", Сидор-гоп козырнул "маяком": "У меня очень крепкая голова,
возьмите в летчики!.." Не помогло.
Выход своей непоседливости он нашел в другом... Снова пояснение нужно -
как-никак историческая тема!..
В ближайшем от нас небольшом имении был паном Сидоров двоюродный брат.
В революцию пани Ядкова (та самая, что потеряла "седэмнасте злотых") из
страха и для самостраховки взяла к дочери примаком крестьянского парня,
стала таким образом вроде бы и сама крестьянкой. Потом панская власть
вернулась, и все стало наоборот - примак, обычный, даже не очень исправный
Ганнин Мечик, по прозвищу Сопляк, сделался паном Мечиславом. Панской родне,
которая жила в основном в Варшаве, не к чести был такой родственник, но,
посоветовавшись, согласились на том, что послали его на какие-то курсы, чтоб
немного обтесать. А он после, не очень зазнавшись в должности мужа пани
помещицы, взял к себе в именьице и своего двоюродного. Зная его и другую,
после милитаристской, страсть - лечить животных, Мечислав пристроил Сидора,
вооруженного двумя классами церковноприходской школы, на ветеринарные курсы,
с которых он, кстати, вернулся раньше, чем ожидали.
Так ли, иначе ли, а наши Нижние Байдуны приобрели свою аристократию -
пана и доктора.
Пан спивался настолько последовательно и настойчиво, что до сентября
тридцать девятого года от его именьица стались только рожки без ножек. А
доктор лечил крестьянскую скотину так самоотверженно и удачливо, что вскоре
приобрел себе славу на несколько деревень и местечко. И это - без отрыва от
собственного хозяйства, которое они вели кое-как с младшим братом и сестрой.
Правда, когда люди приходили с его рецептом в аптеку, аптекарь качал головой
и усмехался от Сидоровых польского и тем более латинского языков, однако
догадывался, чего "пан ветеринаж Осмоловский" хочет: с годами он привык к
небольшому ассортименту Сидоровых лекарств.
Сидор лечил душою и нахальством. Везет его, скажем, какой-нибудь дядька
не из нашей деревни к больной корове, а доктор уже на подъезде к деревне так
и горит. Не ждет, пока и воротца откроют, - гоп через них, пиджак или
кожушок с себя на забор и кричит хозяйке: "Теплой воды!" За глаза люди
подтрунивали, но звали его охотно, потому что к казенному, волостному
ветеринару с мужицкой копейкой не очень-то подступишься, а это и свой
человек, и цены никакой не назначает - кто что даст. Даже и чарки с яичницей
да доброго слова хватало.
Надо добавить еще одно. Сидор-гоп был все-таки "доктором" не
официально, только народным, что ли, и на лечение его местная власть
смотрела сквозь пальцы: пускай себе, как-никак панский родственник.
Ветеринарство это Сидора и подвело.
В июле сорок третьего, в дни большой блокады нашей партизанской пущи, в
местечке остановился было власовский карательный батальон. Сидора кто-то там
из местечковых радетелей или просто дурней подсунул: "Вон стоит
нижнебайдунский доктор..." Его забрали как нужного для ухода за лошадьми, и
так он исчез из родных мест, а для добрых людей - "пропал пропадом".
А летом сорок шестого, через три года, я приехал к брату и на улице
родной деревни в солнечный день - прямо остолбенел...