"Буало Нарсежак. В заколдованном лесу" - читать интересную книгу автора

неподвижность задремавших людей. Их руки лежали на
подлокотниках кресел, а головы были слегка склонены набок.
Пламя свечей колебалось под дыханием сквозняков и
отбрасывало от застывших тел пляшущие тени. От моего
дыхания стекло запотело, но я был до того ошеломлен, что
даже не догадался прислониться к нему в другом месте.
Недоверчиво я пялил глаза ожидая, что один из спящих
пошевелит хотя бы пальцем. Я желал этого изо всех сил и в
глубине души увещевал Клер: "Встаньте! Заговорите! Это же
ужасно!.." Однако все трое продолжали ночное бдение,
поражающее своей молчаливостью и отсутствием признаков
жизни. Они все мертвы! Эта мысль, словно удар молота,
вбилась мне в голову. Мертвы! Да быть не может этого!.. Я
тихонько постучал пальцем по стеклу. Вот сейчас они все
трое повернут головы. Что же я им тогда скажу? Какое
приемлемое объяснение своему появлению я мог бы дать? Но
смертельное забытье всех троих вовсе не было потревожено
издаваемым мною звуком, не вздрогнула ничья рука, не
всколыхнулась ничья грудь. Ничто не могло потревожить их
безмолвного совещания. Свет от канделябров падал на лоб и
щеки девушки, и я отметил их крайнюю бледность. Можно было
подумать, что Клер и ее родители были внезапно, мгновенно
околдованы во время своей беседы и превращены в изваяния.
Теперь я был уверен, что веки их сомкнулись под тяжестью
смертельного сна. Необходимо было действовать немедля. Но
что же делать? Позвать на помощь? Разбудить Антуана? Но у
этого малого слишком подлая физиономия. И я принял решение
действовать самостоятельно. Я налег на дверь и чуть было не
влетел в комнату, так как она оказалась всего лишь
прикрытой. Войдя на цыпочках, я взял канделябр и поднял его
над головой, чтобы получше рассмотреть всю сцену. Увы! Я
сразу же убедился в бесполезности каких бы то ни было
действий. Барон, которого легко было узнать по элегантности
наряда и по перстню с выгравированной короной на правой
руке, представил моему взгляду затылок воскового цвета, при
виде которого моя рука с канделябром дрогнула. Кроме того,
я увидел еще одну деталь, за достоверность которой полностью
ручаюсь: вокруг его бакенбардов кружилась муха, а затем
села и поползла по уху, не вызывая при этом ни малейшей
дрожи на его теле. Ступив шаг вперед, я взял барона за
руку, пытаясь нащупать пульс, однако ледяной холод запястья,
к которому я прикоснулся, вырвал из моей груди лишь стон.
Отступив, я наткнулся локтем на кресло баронессы. Последняя
медленно завалилась на бок, словно манекен, чье равновесие
оказалось нарушенным. Стоя перед этими тремя людьми,
сраженными каким-то несчастьем, более скорым, нежели чума,
но гораздо менее объяснимым, я пошатнулся от ужаса. Легкий
ветер, ворвавшийся в открытую дверь, склонил огонь
канделябра, который моя дрожащая рука не в силах была
удержать, и капли воска усеяли ковер. Отставив канделябр в