"Буало Нарсежак. Та, которой не стало" - читать интересную книгу автора

Мерзко, как ни крути, и все-таки...
- Смотри-ка! Да это же... Равинель.
- Что?
Перед ним остановились двое - Кадю и какой-то незнакомец в спортивной
куртке. Высокий, сухопарый, он внимательно всматривался в глаза Равинеля,
словно...
- Знакомься, это Ларминжа, - расплывается в улыбке Кадю.
Ларминжа! Равинель знавал Ларминжа, мальчонку в черной блузе, который
решал ему задачки. Они оглядывают друг друга.
Ларминжа протягивает руку первый.
- Фернан! Приятная неожиданность... Прошло небось добрых лет двадцать
пять, а?
Кадю хлопает в ладоши.
- Три коньяка!
И все-таки наступает легкая заминка. Неужели этот детина с холодными
глазами и крючковатым носом - Ларминжа?
- Ты теперь где? - спрашивает Равинель.
- Я архитектор... а ты?
- О-о! Я коммивояжер.
Это сообщение сразу устанавливает дистанцию. Ларминжа уклончиво бросает
Кадю:
- Мы вместе учились в лицее в Бресте. Кажется, даже вместе сдавали
выпускные экзамены... Сколько лет, сколько зим!
Согревая в руке рюмку с коньяком, он снова обращается к Равинелю:
- А как родители?
- Умерли.
Вздохнув, Ларминжа объясняет Кадю:
- Его отец преподавал в лицее. Так и вижу его с зонтом и с портфелем. Он
нечасто улыбался.
Что верно, то верно. Нечасто. У него был туберкулез. Но зачем Ларминжа это
знать? И хватит говорить об отце; он всегда ходил в черном; лицеисты
прозвали его Сардина. В сущности, именно он и отвратил Равинеля от ученья.
Вечно твердил: "Вот когда меня не будет... Когда останешься без отца...
Трудись, трудись..." Сидя за столом, отец вдруг забывал о еде и, сдвинув
мохнатые брови, унаследованные от него Равинелем, впивался взглядом в
сына. "Фернан, дата Кампо-Формио?.. Формула бутана?.. Согласование времен
в латинском языке?" Он был человек пунктуальный, педантичный, все заносил
на карточки. Для него география была перечнем городов, история - перечнем
дат, человек - перечнем костей и мышц. У Равинеля и сейчас еще выступает
холодный пот, когда он вспоминает об экзамене на аттестат зрелости. И
нередко, словно в кошмарном сне, ему приходят на память странные слова:
Пуант-а-Питр известковый... односемядольный... Нельзя безнаказанно быть
сыном Сардины. Что бы сказал Ларминжа, признайся ему Равинель, что он
молил бога о смерти отца, следил за признаками близкого конца? Да что там
говорить. Он поднаторел в медицине. Он знает, что означает пена в уголках
рта, сухой кашель по вечерам; знает, каково быть сыном больного. Вечно
дрожать за его здоровье, следить за температурой, за переменами погоды.
Как говорила его мать: "У нас до седых волос не доживают". Она пережила
мужа лишь на несколько месяцев. Тихо ушла в небытие, изможденная расчетами
и бережливостью. Братьев и сестер у Равинеля не было, и после кончины