"Буало Нарсежак. Та, которой не стало" - читать интересную книгу автора

- Нет. Во-первых, парижский район дают работникам с большим стажем. А
потом на периферии дела идут куда бойчей.
- Лично я, - роняет Тамизье, - всегда удивляюсь, почему ты выбрал такую
профессию... С твоим-то образованием!
И он объясняет Бельо, что Равинель - юрист. Как растолковать им то, в чем
и сам-то не разобрался? Тяга к воде...
- Ну как, болит, а? - шепчет Бельо.
- Болит... временами отпускает.
Тяга к воде, к поэзии, потому что в рыболовных снастях, тонких и сложных,
для него - поэзия. Возможно, просто мальчишество, пережитки детства? Но
почему бы и нет? Неужели же надо походить на мосье Бельо, торговца
сорочками и галстуками, безнадежно накачивающего себя вином, как только
выдастся свободная минута? И сколько еще людей невидимыми цепями прикованы
- каждый к своей собачьей конуре! Ну как им скажешь, что чуточку
презираешь их, что принадлежишь к породе кочевников и торгуешь мечтой,
раскладывая по прилавку рыболовные крючки, искусственную наживку или
разноцветные блесны, так метко названные приманками. Разумеется, у тебя,
как и у всех, есть профессия. Но тут уже другое. Тут что-то вроде живописи
и литературы... Как это объяснить? Рыбалка - своего рода бегство. Но от
чего? Это уже другой вопрос.
...Равинель вздрагивает. Половина девятого. Почти целый час он перебирал
недавние воспоминания.
- Официант!.. Коньяк!..
А что было потом, после кафе? Он побывал у парикмахера Ле Флема, близ
моста Пирмино. Ле Флем, каждый понедельник бравший огромных щук возле
Пеллерена, заказал ему три садка для уток. Поговорили о голавле, о ловле
на мух. Парикмахер не верил в искусственных мух. Чтобы его переубедить,
пришлось сделать "хичкок" из пера куропатки. Искусственные мухи получались
у Равинеля как ни у кого во Франции, а может, и во всей Европе. У него
своя манера держать приманку левой рукой. А главное - Он умеет так ловко
закрутить перо вокруг грудки, что виден каждый волосок, и узелок он
завязывает по-особенному. Отлакировать - это кто угодно сумеет. А вот
растрепать тонкие волоски, разместить усики, придающие вид живой мухи,
умело подобрать краски - это уже подлинное искусство. Муха трепещет,
дрожит на ладони. Дунешь - и взлетит. Иллюзия полная. Недаром, когда
держишь на ладони такую муху, становится как-то не по себе. Так и хочется
ее прихлопнуть.
- Вот это да! - восхищается парикмахер. Ле Флем взмахивает рукой, как бы
закидывая удочку, и воображаемый бамбук выгибается дугой. Его рука
подрагивает от напряжения, будто рыба бросается наутек, стремительно
рассекая водные толщи.
- Вы хлопаете голавля вот так... и готово дело!
Левая рука Ле Флема ловко подставляет воображаемый сачок под укрощенную
рыбу.
Симпатичный он парень, этот Ле Флем.
Прошло несколько часов. К вечеру - кино. Потом опять кино. Потом другая
гостиница, на сей раз очень тихая. Мирей все время здесь, рядом... Но не
та, что лежит в ванной, а Мирей в Ангаане. Живая Мирей, с которой он бы
охотно поделился своими страхами. "Как бы ты поступила на моем месте,
Мирей?" А ведь он еще любит ее или, вернее, робко начинает любить. Нелепо.