"Буало-Нарсежак. Вдовцы" - читать интересную книгу автора

вся беда в том, что я не способен сказать ей по-приятельски: "Мне все
известно. Ты его любишь? Правда же, нет? И хватит об этом. Только не
начинай снова. Поверь, так будет лучше". Подобная мудрость или, скорее,
трусость несомненно придет ко мне с годами, и довольно рано, но уже не с
Матильдой. На сколько лет меня осудят? Десять? Пятнадцать? А может, и
вообще оправдают! Обычно за преступления на почве страсти взыскивают не
строго. Возможно, Матильда будет меня ждать. Но сможет ли пролитая кровь
оживить любовь?
Подобные мысли давно роились в моей голове. Я рассуждал сам с собой. Я
злился на самого себя. По ночам я клял себя. Днем ненавидел ее. Я упрекал
себя за все. За то, что в свои двадцать восемь был еще недорослем без
будущего, который бегает по частным урокам, ищет направо и налево любую
рольку, цепляясь на ходу за бывших консерваторских однокашников, уже
имеющих имя в театре, на телевидении, иногда в кино. "Нет ли чего-нибудь
для меня?" - "Да у тебя какая-то клейменая физиономия, бедняга Серж", -
звучало как припев. Что в ней такого, в моей физиономии? Она казалась лицом
преступника, в особенности когда я не брит. Возможно, из-за крупноватого
носа или формы рта - слишком растянутого при тонких губах... или из-за
глаз, поражающих голубизной. Наверняка в ней было нечто такое, в чем я не
отдавал себе полного отчета. "Мой казак", - первое время говорила Матильда.
А между тем мои предки были такими же французами, как и ее, уже два
поколения кряду. Правда заключалась в том, что мне не везло. Я написал
роман, который, по мнению многих, был не так уж и плох. Но он появился на
свет в начале мая шестьдесят восьмого [1], и его смело шквалом майских
событий. Он прошел незамеченным. Не принес мне ни гроша. У Матильды же,
наоборот, был хороший старт. Вначале она снималась в рекламных роликах.
Долгое время успешно держалась на новой марке стирального порошка, затем на
модном шампуне. Мне это было не очень по душе, но жить-то надо. Появились
деньги. Впрочем, уходили они так же легко, как приходили. Мало-помалу мы
приобрели привычку жить каждый сам по себе. Все это, разумеется, ужасно
банально! Мы ощущаем любовь как живое существо. Она существует. Есть я,
есть ты, есть наша любовь, как говорят, есть Бог Отец, Бог Сын и Бог Святой
Дух. Это само собой разумеется. Она тут, живая, на вечные времена. Никакой
необходимости за ней присматривать. И вот она ускользает от тебя без
предупреждения!
Матильда спит рядышком. Она спит! Ей нужно было разлюбить меня, чтобы
иметь мужество спать! Я этого не понимаю: или она принимает меня за
последнего идиота, хотя знает, до какой степени я недоверчив, или же ей все
безразлично, с тех пор как она околдована другим. Совершенно очевидно, мы
медленно движемся к разрыву, к взрыву, который разрушит нас обоих. В гневе
я не узнаю сам себя. А мой гнев нарастает! У меня в руках пульсирует кровь
гнева; во рту - желчь гнева; в животе - нервы гнева, туже и туже
сворачивающиеся в узел. Я вас проучу, клянусь!...
Часы проходят. Время от времени Матильда переворачивается на другой
бок. Иногда она протягивает в мою сторону руку, которая ищет того, кто
разделяет с ней ложе. Я отодвигаюсь. Это верно - я старомоден. Как
страдание! Завтра... да что я говорю... сегодня утром... сейчас же... я
пойду следом за ней, я ее не отпущу. А если она ускользнет от меня и на сей
раз, я обращусь к частному детективу. Сколько бы мне это ни стоило! Я
должен удостовериться!