"Михаил Бубеннов. Орлиная степь" - читать интересную книгу автора

У Леонида вдруг вспыхнуло лицо. Мать тут же опустила глаза, чтобы дать
сыну время справиться с собой, и с минуту задумчиво трогала пальцами
пуговицы на его рубахе. Потом, все еще не решаясь поднять взгляд, стукнула
ногтем в его грудь.
- Зря ты молчал! И зря молчишь!
- Не буду я, мама, вести с ней такие разговоры, - ответил Леонид. -
Вдруг откажет? Что тогда? Как я поеду?
- А она не едет на целину? Позвал бы...
- Она не поедет, - убежденно ответил Леонид.
- Отчего же? Все едут.
- Не для нее это дело, мама,
- Городская очень?
- Да.
- А здоровьице ничего?
- Тоже городское.
- Слабенькая, значит... - Мать помедлила в раздумье. - Может, ты
боишься, что и тебя-то, если узнает, отговаривать начнет?
- Да.
- Тогда, и верно, не торопись, пока помолчи... - Только теперь
Прасковья Михайловна наконец-то решилась вновь взглянуть в лицо сына, но
едва лишь она увидела его, темное от боли и горя, у нее так и зашлось с
испуга сердце. - Господи, сынок, да как же все будет у вас? - заговорила она
вдруг со слезой и кручиной. - Ничего ведь не видать, как в тумане...
Леонид снял руки с плеч матери.
- К осени все видно станет.
- Да как же оно развиднеется?
- Если на самом деле любит, до осени не забудет, - ответил Леонид. - А
я осмотрюсь на целине, обживусь - и тогда позову. А сейчас и звать-то ее
туда не поворачивается язык: совсем она ребенок, мама, тяжело ей будет.
Но мать встревожилась еще сильнее...
- Неужто так и уедешь?
- Что ты, мама! - воскликнул Леонид. - Да разве я смогу так уехать?
Слушай меня: как только все решится в комитете, обязательно встречусь с ней
и поговорю...
- Откройся ты ей, сынок, откройся! - озабоченно попросила мать. - Хоть
напоследок, а скажи... Пусть знает, а там уж ее дело. А так ведь оставлять
ее нельзя: до осени много воды утечет.
- Знаю, - сказал Леонид.
- Стало быть, одному ехать, - в горестном раздумье заключила Прасковья
Михайловна. - Одному тебе жить... - К ней вдруг вернулось то волнение, какое
она испытала полчаса назад, узнав о решении сына. Она вновь залилась слезами
и начала все сначала, как это и бывает в таких случаях. - Но ведь Алтай-то,
Леонидушка, где-то очень далеко? - заговорила она, не в силах противостоять
своему желанию удержать сына в Москве и по наивности думая, что ее замечание
о дальности Алтая может отрезвить его. - Там же, сказывают, совсем дикий
край, сплошная зима! Леонид заулыбался и спросил:
- Мама, а помнишь командира?
- Это какого же? Которого ранило у нашей деревни?
- Ведь его фамилия Зима...
- О господи! - всплеснув руками, воскликнула Прасковья Михайловна. -