"Михаил Бубеннов. Орлиная степь" - читать интересную книгу автора

сынок, сынок, да чего же матери-то стесняться?" В этот момент Леонид
неожиданно обернулся, и Прасковья Михайловна, увидев его лицо, замерла в
тревоге. Лицо Леонида было спокойно-суровым, даже властным, каким бывало у
мужа, когда он брался за тяжелое дело, а большие серые глаза казались
дерзкими, и светились необычайно ярко.
- Леонидушка, да что случилось-то? - с замирающим сердцем проговорила
Прасковья Михайловна. - Ты что молчишь? Может, ты стесняешься сказать? Ты
говори...
- Я уезжаю, - потупясь, ответил Леонид.
- Уезжаешь? Да куда же это?
- На Алтай, мама.
Некоторое время Прасковья Михайловна никак не могла понять, почему сыну
непременно надо ехать на Алтай. Леонид усадил мать на диванчик, сел рядом с
ней, вытер своим платком ее заплаканные глаза и попытался объяснить, как
пришло к нему решение ехать в далекий край, но мать, плача, глядела на него
так растерянно, что пришлось замолчать и терпеливо выждать, пока она сама
справится со своей внезапной слабостью. Высвободясь из рук сына, Прасковья
Михайловна наконец-то переспросила далеким, печальным голосом:
- Стало быть, уезжаешь?
- Надо, мама, - произнес Леонид.
- И никак нельзя... не ехать?
- Нельзя, мама.
- Ты все об этом думал?
- Дело-то ведь вон какое! - сдержанно ответил Леонид. - Помнишь, как
отец, бывало, говорил? "Хлеб, - говорил он, - всему голова".
"Отца вспомнил! - ахнула про себя Прасковья Михайловна и, подумав,
заключила: - Значит, уедет. Не удержать..."
Разгадав ее мысль, Леонид подтвердил:
- Уеду, мама, уеду...
- Тянет тебя к земле, - промолвила Прасковья Михайловна жалобно.
- Это правда, мама, тянет, - согласился Леонид. - Сколько ни живу в
Москве, как ни люблю ее, а все равно, бывает, так поманит в деревню, к
земле, что даже сердце сожмет! Хорошо там, мама! - Он весь засиял и
порывисто схватил мать за руку. - Бывало, проснешься в лугах на зорьке...
Трава высокая, густая, вся в росе. Идешь по ней, как плывешь! Мокрый до
ворота! А наработаешься - грохнешься наземь и думаешь, что никогда не
станешь на ноги, никогда! Все кости ноют, все тело болит... Хорошо! Лежишь
на свежем, пахучем сене, а тебя ветерок обдувает и над тобой жаворонок
звенит... И кажется, что земля несет тебя, будто на крыльях, далеко-далеко!
- Всех бы так тянуло, - проговорила Прасковья Михайловна очень тихо и
грустно. - Что же делать там будешь? Пахать целину?
- А что? Трактор я хорошо знаю.
- Инженер, и сядешь на трактор?
- Сяду и буду пахать!
- С ума ты сошел, Леня!
Прасковья Михайловна с горечью вспомнила, как ее Леонид десять лет
подряд, часто не зная отдыха, отказывая себе в развлечениях, работал на
заводе и учился: сначала в вечерней школе рабочей молодежи, а потом в
вечернем институте. Десять лет она и наяву и во сне видела сына чаще всего
склонившимся над книгой. Иногда ее не столько радовало, сколько пугало его