"Юрий Буйда. Сумма одиночества" - читать интересную книгу автора

Что привело его в Египет? В роковой блистающий чертог? Тысячеустая
молва о прекрасной царице. Мечта. Он оставил дома родителей, друзей, хотя
не исключено, что это они его оставили, изгнали, не поняв его инакости.
Быть может, ему пришлось украсть или даже убить, чтобы добраться до этого
дворца - до мечты. Ох уж эти русские мальчики, годами млеющие на плешивых
дива нах - и вдруг ни с того ни с сего вроде бы хватающиеся за топор... Он
отринул прошлое, пришел сюда, сидит за столом (возлежит), он поел и выпил
вина, ему хорошо, он видит Клеопатру - блистающую и недоступную, он слышит
славословия ее красоте, воспринимая их как гимн Красоте, и мучительно ему
сознавать, что никогда он не отважится приблизиться к этим мужчинам и
женщинам, а уж тем более к царице, хотя ему хочется - так хочется! -
именно этого: хоть как-нибудь, каким угодно образом и способом привлечь ее
внимание.
Да, он готов к подвигу: вот сейчас ворвутся разбойники, перебьют всех,
бросятся к Ней, и только он, с пылающим взором и сердцем, останется с Нею
и спасет Ее. Нет, вот сейчас он встанет и прочтет стихи, которые потрясут
всех, исторгнут слезы у Нее, а он, небрежно поклонившись, уйдет, и Она
пошлет за ним, и его будут искать всюду... нет, он не отважится... Он
уйдет в другие края, завладеет сокровищами жестоких колдунов, покорит
царства великанов, вернется в Египет - грозен, безжалостен и влюблен,
швырнет к Ее ногам сокровища, сушеные сердца трехсот царей и их земли - и
уйдет, а Она окликнет его голосом робкой девочки: "Постой..."



Он очнулся.
Почему все вдруг замолчали?
Внемлите ж мне: могу равенство Меж вами я восстановить.
Конечно, равенство - с этим, что вокруг, с миром земным и подземным,
равенство перед смертью, перед будущим.
Кто к торгу страстному приступит?
Свою любовь я продаю; Скажите: кто меж вами купит Ценою жизни ночь мою?
(Если и не удалось Пушкину подняться до шекспировых высот в
драматургии, то эти четыре строки - вровень с высшими взлетами уроженца
Стратфорда, тут уже не итальянец-импровизатор.) Ночь! Как много! Ночь.
Тулон. Смерть? Вечная ночь.
Вот он случай, выхватывающий человека из толпы и возносящий над
законом, над привычным порядком вещей. Есть упоение... Есть! есть!
Из толпы выходит человек с седыми висками. Бесстрастное лицо. Грузноват.
Звероват.
А вот и второй. Улыбаясь, отдает чашу с вином соседу, говорит что-то
вполголоса, приветствует царицу красивым жестом.
А третий? И вдруг он - он! - шагнул вперед. Он ли? Есть сила пострашнее
человека, пострашнее любви. Нет, это не он шагнул, но тот, кто готов
взглянуть в лицо смерти - в лицо Красоте. Грядущее - грозно. Но жребий
брошен. Первым - Флавий. Следом - Критон. Он - Третий. Впереди две ночи и
два дня, прежде чем придет его срок, его час. Две ночи и два дня волнений,
отчаяния, самого жуткого ужаса (умереть? - боже! бо-о-о-же!), самой
безумной, безумнейшей, наибезумнейшей надежды; две ночи и два дня пьяной
отваги и трезвой трусости, и любопытствующих взглядов, и