"Юрий Буйда. Домзак" - читать интересную книгу автора

тестем и не оспоренную первой женой, он продал и переехал в двухкомнатную в
Орехово-Борисове) и, отключив телефон, напивался в одиночку, пока не падал
замертво.
Приезжая в Шатов, он даже с близкими держался высокомерно-замкнуто,
избегая участливых взглядов матери и напряженно-испытующих взоров старика.
Щеголявший своим умением с одного-двух взглядов разгадывать любую шахматную
задачку, скрупулезно собирать факты и виртуозно их комбинировать, он и себе
не хотел признаваться в том, что жизнь его пошла как-то не так, не туда, а
попросту говоря - в провал, в круг бессмысленного существования. Лишь
однажды старику удалось вызвать его на откровенность, но и тогда
обстоятельного разговора не получилось. "Рано отчаиваться, - начал
Тавлинский-старший, - ты еще не прошел земную жизнь до середины..." "Но
оказался в сумрачном лесу, - с усмешкой подхватил игру Байрон, - утратив
правый путь во тьме долины". Старик лишь покачал головой, уже тогда обритой
наголо ("Бильярдный шар - значит, шар, а не куриное яйцо в пухе и перьях").
"Если мне память не изменяет, наш Алигьери в той долине обрел благо
навсегда". "Девочки заждались. Пойду-ка я, если не возражаешь".
Тем летом он играл с девятилетней Дианой в шахматы и учил ее плавать.
На речку хромоножка отваживалась выбираться только с наступлением вечера,
место выбирали подальше от чужих глаз. Она без визга входила в воду по грудь
и доверчиво обхватывала его за шею, если ему взбредало прокатить ее на себе
до середины реки. К тому времени дед уже выстроил новый дом, поражавший
воображение шатовцев, три четверти которых ютились в деревянных избушках,
разгороженных фанерой на комнаты, украшенные картинками от конфетных
коробок. В новом доме Диане выделили комнату с видом на реку. Иногда
вечерами Байрон читал ей книжки на сон грядущий. Нила посмеивалась:
"Цыпленок-то мой, Динка, говорит, что вырастет и выйдет замуж за Байрона".
"Байрон умный, - тотчас откликалась Майя Михайловна. - Уж он-то найдет
способ вовремя разочаровать принцессу".
Иногда же он без всякой цели гонял на подаренном дедом мощном мотоцикле
по шатовским окрестностям, выбирая дороги погаже или и вовсе забираясь в
район песчаных холмов за рекой. Здесь вполне можно было свернуть шею, и Майя
Михайловна нервничала, беспокоясь за сына-сумасброда и шестнадцатилетнюю
Оливию, составлявшую ему компанию в гонках на выживание. Обхватив Байрона
руками покрепче, девушка прижималась к нему своими твердыми большими грудями
и громко стонала, когда мотоцикл с нарастающим воем проваливался в песчаную
ямину, из которой по кривой, срывая пласты песка вперемешку с лепешками мха,
вылетал на сыпучий гребень. Тут Байрон притормаживал. "Страшно?" "Оргазм!"
кричала в ответ Оливия. И они снова срывались вниз - на этот раз в ложбину,
дно которой поросло плесневелой травкой и хлипкими кустиками черной ольхи.
"У-у-у! - стонала девушка. - Газу! Газу!" И они на всем газу вылетали в
поле, посреди которого высилась столетняя липа с огромным дуплом, в котором
могли уместиться пять человек и собака. "Почему собака? - спросила Оливия,
задыхаясь, когда они, оставив мотоцикл снаружи, спрятались в дупле от
внезапно обрушившегося ливня. - И разве липы живут до ста лет?" "Реже
редкого, - ответил Байрон, рывком снимая рубашку через голову. - Если стоят
в одиночку среди поля, как эта. А вообще-то жизни липовой - лет
тридцать-пятьдесят". "Отвернись, - сквозь зубы велела Оливия. - Я тоже хочу
разнагишаться. Раз, два, три!" Байрон и не подумал отворачиваться. Они
поцеловались. "Только не откуси мне язык, - пробормотала Оливия, опускаясь