"Юрий Буйда. Домзак" - читать интересную книгу автора

беседовали. Иногда в этих таинственных беседах участвововала Майя
Михайловна. Днем дядя сидел в своей комнате и здорово смущался, когда Нила
приходила звать его к обеду. "Книжки читает, в окно смотрит или спит,
ответила она на воспрос Байрона. - Ты его не бойся. И зря он хочет сменить
фамилию. Он не позор семьи - он беда семьи. Он никогда не был плохим
человеком. А ошибаются даже ангелы - прости, Господи".
История, стоившая дяде Ване пятнадцати лет тюрьмы, случилась за год до
рождения Байрона, но, и дожив до сорока, он узнал только одно: его дядя до
смерти занасиловал какую-то девушку. Несовершеннолетнюю. Изнасиловал и
задушил. Ему грозила высшая мера социальной защиты - расстрел, но он сразу
во всем сознался, взял всю вину на себя и тем самым, как обронил однажды
дед, если и не спас честь семьи Тавлинских, то постарался причинить как
можно меньше ущерба ее репутации. "Взял всю вину на себя? - удивился тогда
Байрон. - Значит, были и другие подозреваемые?" "Придет время - спроси у
него сам, - сказал дед. - Просто я чувствую себя настолько виноватым перед
ним, что боюсь касаться подробностей того дела - даже в разговоре с тобой".
А через полтора месяца по выходе из тюрьмы дядя Ваня покинул
Тавлинских. Старик купил ему дом в Заречье, в деревушке, вросшей позднее в
поселок ликеро-водочного завода. Говорили, впрочем, что никакой покупки не
было: старик женил сына на хозяйке дома, чтобы одним выстрелом двух зайцев
убить. Андрей Григорьевич частенько наведывался к миловидной молодой вдове,
которая таки понесла от него. Прикрывая свой грех, старый козел женил
бесхребетного Ваню на этой самой Лизе Чаликовой, а что до денег, так это
были отступные. Не прошло и семи месяцев, как Лиза родила девочку, которую
назвали Оливией, и это тоже вызвало пересуды: старик дал чудное имя
единственному внуку, теперь вот у Байрона появилась - пусть незаконная
сестра с чудным именем Оливия. "Кривые толки! - отмахнулась Нила. - Уж я-то
знаю, что Байрона именовала сама Майя. А насчет настоящего отца Оливии
одному Богу ведомо. Да и неужто Ванюше не хватило бы сил объездить кобылку?
Людям - лишь бы ветер пожевать". Байрон высокомерно отмалчивался, когда
одноклассники строили предположения насчет Оливии и дяди Вани - впрочем,
соблюдая при этом осторожность: младший Тавлинский в драке был стоек и
безжалостен.
После ухода отца из семьи "к этой шлюхе домзаковской", как говорила
Нила, после его случайной и нелепой смерти (упал на мосту пьяный в приступе
эпилепсии - утром, когда спешил в школу, - и был задавлен тяжелым
грузовиком, за рулем которого сидел непротрезвевший водитель) Байрон лишь
изредка звонил в Шатов - матери либо деду, но домой не приезжал. И только
после того, как рухнул его первый брак и бывшая жена, невзирая на все его
ухищрения (лишь в суд он не стал обращаться), отказала ему во встречах с их
сыном, Байрон стал проводить отпуск в Шатове. Развод резко осложнил его
продвижение по службе, да вдобавок к тому времени умер главный его
покровитель - тесть, служивший в Главной военной прокуратуре в генеральском
чине. Его держали на мелкой уголовке, и он подчас спасал от провала самые
гиблые дела, но к делам о коррупции в высших эшелонах военной власти, на
которых многие делали карьеру (или ломали шею), Тавлинского и близко не
подпускали. Он застрял в капитанах, в то время как иные из его сверстников
успели сменить шапки на папахи. После второго развода на нем и вовсе
поставили крест. Возвращаясь со службы, он запирался на три замка в своей
пустой квартире (четырехкомнатную квартиру на Чистых Прудах, подаренную