"Юрий Буйда. Домзак" - читать интересную книгу автора

на слой сухой теплой трухи и не выпуская его руки. - Чур я сверху..." Когда
они, потные и с ног до головы вывалявшиеся в древесной трухе, в унисон
замычали и Оливия вытолкнула из пересохшего разверстого рта: "Еще раз!",
вдруг все вокруг потемнело, а через мгновение осветилось
ослепительно-голубым светом. Раздался оглушительный треск, и они потеряли
сознание. Очнувшийся первым Байрон вытащил Оливию из-под навала веток.
Правое плечо ее было обожжено. Он дал ей пощечину - девушка открыла глаза.
"Молния! - закричал он. - В нас попала молния!" "А я думала, это такой
оргазм, - еле ворочая языком, выговорила она. - Настоящий". Он разгреб
ветки, отыскал обе рубашки, кое-как одел Оливию, усадил ее на мотоцикл,
отброшенный ударом молнии в поле, но неповрежденный, и, вырулив на глухое
шоссе, отвез ее в больницу. Позвонил домой. Через полчаса примчалась на
машине Майя Михайловна. "Ничего страшного, - успокоил ее врач. - Молния
добралась до нее самым кончиком. Ожог плюс шок. Повязку мы наложили, сделали
укол - часа через два она проснется". Мать обернулась к Байрону. "На ней
твоя рубашка". "Перепутал в суматохе, - спокойно ответил сын. - Ты сама ее
заберешь или мне дождаться?" Его отправили домой. Оливии было
строго-настрого заказаны мотоциклетные прогулки. А Байрон через два дня
уехал в Москву: отпуск закончился.
На исходе следующего года началась Первая чеченская война,
завершившаяся для Байрона производством в майоры и новой попыткой наладить
семейную жизнь, которая, однако, продлилась лишь одиннадцать месяцев.
Оливия же, едва закончив среднюю школу, вышла замуж за мастера с
трикотажной фабрики - Михаила Звонарева, известного весельчака и выпивоху.
Родители были против, но девушка и слышать ничего не желала. Когда же в дело
вмешался старик Тавлинский, она ему прямо сказала: "Отец мне не указ, потому
что пьяницы мне вообще не указ (к тому времени дядя Ваня, слезший с
таблеток, на которые подсел в тюрьме, стал пить тихим бесконечным запоем).
Мать - тоже. На старости лет пошла в монахини, а в молодости - весь город
знает - чего только не вытворяла. Если же правда, что вы мой отец, то в
таком случае вы мне и подавно нет никто и звать никак: тайком сблудовали, а
от дочери - отказались". И в завершение разговора заявила, что беременна.
Сыграли свадьбу, и вскоре в положенный срок Оливия родила мальчика, умершего
почти тотчас: у него не было черепной коробки и части мозга (акрания и
гемицефалия, как было записано в медицинском заключении). "Скорее всего,
сказал доктор Лудинг несостоявшейся матери, - это результат генетического
нарушения. Наследственность. В семье Тавлинских никаких отклонений не было:
Лудинги наблюдают их больше ста лет, так что вы уж мне поверьте. Насчет же
Звонаревых не могу сказать - они в Шатове после войны появились. Надо бы
поинтересоваться, да вот захотят ли отвечать - вопрос..." Оливия заплакала
без слез: "Какая у них может быть наследственность, если они из поколения в
поколение всю свою генетику пропивали".
Муж встретил ее из больницы пьяный, со слезами на глазах, но Оливия
слезам не поверила - жестоко избила полубесчувственного Михаила скалкой и не
пустила под одеяло. Наутро муж похмелился и прибил ее так, что она две
недели не выходила из дому, стыдясь показываться на людях с синяками под
глазами. Развернулась война, прерывавшаяся редкими и краткими перемириями.
Оливия спасалась учебой в финансово-экономическом колледже, задерживаясь на
занятиях допоздна, чтобы по возвращении домой - а жили молодые в Домзаке
рухнуть без сил рядом с пьяным мужем, глотнуть снотворного, которым ее тайно