"Юрий Буйда. Переправа через Иордан (Книга рассказов)" - читать интересную книгу автора

для каждого из них историю. Родителей. Бабушек с дедушками. Их девушек и
жен. Их любовь к почтовым маркам или острову Суринам.
- Попробуй, - прошелестел он. - Но не превращай их в чудовищ. Это
опасно.
Мне пришлось нелегко.
Я никому не рассказывал о том дне, когда мне удалось остановить
собственную тень. Тем вечером я выбрался из-под одеяла и в два прыжка
перебрался на диван, стоявший у другой стены. Комната освещалась только
маленьким ночничком у изголовья моей постели. Тень осталась на полу. Сначала
мне стало смешно, потом - страшно. Я не боялся тени - я не знал, что с нею
делать. С этим привидением. Я мысленно попросил ее убраться в угол потемнее,
и она вроде бы послушалась - или лунные лучи, потоком лившиеся в
незашторенное высокое окно, изменили направление, - тень сместилась в угол,
растворилась в полумраке. Нет, все же я побаивался ее. Поэтому и решил
наделить ее - мысленно, конечно, в воображении - свойствами и качествами,
каких не было у меня самого. Свойствами и качествами, которые могли быть у
того таинственного существа, чье присутствие в доме чувствовалось и пугало
деда. После нескольких бесплодных попыток я понял, что с тенью придется
делиться всерьез, без дураков. Собой, потому что о загадочном жильце я
ничего не мог знать. Быть может, он был преступником, совершил злодеяние, и
его расстреляли. Но у него не могло не быть детства - может быть, такого же,
как у меня. Например, без отца и почти без матери, которая чуть не сутками
пропадала в театре. Или в библиотеке. У нас была полуграмотная юная
домработница по прозвищу Индейка, очень благоволившая деду Сереже. Однажды
мне удалось подглядеть: пока он возился со своими пуговицами, она медленно
явно на погляд - разделась, поворачиваясь при этом к мужчине то боком, то
выпячивая большую грушевидную грудь с сосками размером в черную виноградину,
то, повернувшись спиной и пошире расставив могучие ноги, снимала с себя
трусы, наполняя небольшое помещение своим крупным телом, будто отлитым из
светлой меди, и запахом, какого мне еще не доводилось ощущать. Голенький
Сережа что-то прошептал, и она боком села на его кровать и склонилась над
ним - выпуклые мускулы на ее спине изогнулись и напряглись, а ее длинные
медные руки с силой сжали Сережу за плечи, потом поползли ниже, и я уже не
мог этого выдержать, особенно тонкого его повизгивания, и убежал. Я
рассказал тени о себе. О том, что успел прочитать в книжках, о странных
ощущениях внизу живота при виде обнаженной женщины, изображенной на картине,
о голосах в подвале, наконец о том, что, опустив голову в ведро с водой,
можно увидеть белого единорога - не ту изящную лошадку с узким рогом во лбу,
а настоящего мощного зверя, состоящего из переливающихся мышц, поросших
густой серой шерстью, с черным прямым рогом, глазами, в которых полыхали все
оттенки красного, и зубастой пастью, способной перекусить пополам
телеграфный столб или человека. И тень ожила. Точнее, зажила своей жизнью.
Уже на третий день она произнесла первое слово, на четвертый мы уже почти
свободно разговаривали. Тень раздражала меня своим высокомерием и
язвительностью тона. В конце концов я понял, что мне незачем жить в одной
комнате с тенью, и отправил ее к чертовой матери - в стихию вольную, лети,
Арион, - и тень исчезла. У меня осталась другая, своя тень - заурядная,
плоская и безмолвная, ничего не знающая ни о моих родителях, ни о
дяде-дедушке, ни о страшном единороге, ни, наконец, о моих сновидениях и
страхах. Вскоре я заскучал, потому что с этой - прозаической - тенью и