"Юрий Буйда. Переправа через Иордан (Книга рассказов)" - читать интересную книгу автора

какой стороны в тот момент прыгала болтливая Шарманка. Когда мать пригласила
ее на ужин, она страшно смутилась, но пришла в тех же одежках, а на вопрос
отца, знает ли она о болезни Сергея, ответила лишь: "Здоровье - как деньги:
то его нет, то его нет совсем". И весь вечер отсидела молча, прижимаясь
иногда боком к дяде Сергею и оживляясь при виде очередной полной рюмки.
Когда отец однажды осторожно поинтересовался, чем же привлекает Сергея
Шарманка, тот полувнятно - в лагерях он потерял половину зубов - ответил:
- Чего еще может желать человек, которого с нормальными людьми
связывает лишь болезненная привычка к одиночеству?
А я в ту пору переживал борьбу с тенями. Мне стелили на диване в углу
гостиной, отгороженном настоящей шелковой ширмой - на ее складках мужчины и
женщины в экзотических одеждах изображали странные танцевальные фигуры,
которые оживали, стоило мне смежить веки, и пускались в танец, скорее
похожий на битву марионеток: ломаные резкие движения, неестественно высокие
прыжки, внезапные страстные поцелуи, больше похожие на укусы, сменявшиеся
вдруг паучьей пластикой таинственной интриги, в которую рано или поздно
против своей воли буду втянут и я...
Боги смилостивились надо мною: ширму под каким-то предлогом убрали. Но
передышка оказалась недолгой, а новый этап единоборства - гораздо более
мучительным, потому что на этот раз на меня набросились все тени разом.
Дневные и ночные, являющиеся в сновидениях или наяву, мои или чужие - они
были бесплотны, но реальны, а вызываемый ими страх парализовал волю. Хотя бы
потому, что я не мог иссечь их ножом, защититься подушкой или закрыть глаза.
Однажды перед сном в гостиную спустился дед Сергей. Я различил только
его силуэт и поэтому, естественно, испугался. Не помню, должно быть, я даже
вскрикнул от неожиданности. Дед присел на мой диван и спросил, не пробовал
ли я от обороны перейти к наступлению. Я был поражен тем, как он угадал мое
состояние, и, едва сдерживая слезы, рассказал ему все. Все? Скорее - ничего,
потому что речь шла о бесплотных тенях, которые я не был в состоянии
расценивать даже как уродливые подобия реальных вещей или людей, да вдобавок
этот легион теней чуть не каждую ночь подкреплялся собратьями из
сновидений...
- У теней нет глаз, - сказал дядя, выслушав мой сумбурный рассказ.
Оживи их - и ты овладеешь ими. Поначалу это кажется непосильным, но нужно
выдержать...
На шапочке, похожей на кипу, которую он носил зимой и летом, было
вывязано: "Standhaftigkeit und Mitleid".
- Эту шапочку подарила мне ссыльная немка-москвичка, - объяснил он.
Когда я жил у них поселенцем, они научили меня всяким ремеслам.
Когда он объяснил мне значение этих слов - "Стойкость и Сострадание", я
попытался последовать его совету. Дядя Сережа был для меня почти что чужим
человеком, и только ему я мог открыться: после таких снов я описывался в
постель.
Тогда он рассказал мне историю о том, как их, осужденных, везли
заволжскими степями до какого-то безымянного разъезда. Ночью поезд вдруг
остановился. Заключенных выгнали на сорокаградусный мороз и уложили на
землю. В вагонах сидели сытые конвойные с пулеметами и их собаки. Если зек
поднимал голову, охранник давал очередь из пулемета. Наутро многие не
встали: замерзли насмерть. Заключенные, лежавшие на обледенелой земле,
видели только тени конвойных, больше ничего. И тогда Сережа стал придумывать