"Юрий Буйда. Переправа через Иордан (Книга рассказов)" - читать интересную книгу автора

- У меня с собою припасы, - сказал Фома. - Не побрезгуйте, отец Фотий.
- Не побрезгую. Только ты меня святительским чином не поминай:
расстрижен я к чертовой матери.
- В семинарии?
- В академии. Увлекся, знаешь ли, Бультманом, да и погорел. Вдобавок
водка. И бабы.
Отец Фома не знал, кто такой Бультман, но насчет водки и женщин
понимал: случается. Знавал служителей Божиих, за такие грехи отставленных за
штат.
- Бог нам судья, - сказал он. - Пойдемте откушаемте. Да и помянуть
пора.
Они развели костер рядом с камнем, на котором когда-то был воздвигнут
алтарь храма, разогрели курицу и тушенку, молча выпили из пластмассовых
стаканчиков. Фотий ел жадно, много, Фома же ограничился куриным крылышком и
папироской.
- Куришь, брат? - прорычал, вгрызаясь в куриную ногу, оголодавший
Фотий. - Кури - люблю запах.
- Да я редко, - смутился Фома. - По случаю. А так оно, конечно, грешно.
Ты давно здесь обретаешься?
- Года три. - Фотий вытер губы рукавом, выпил и закурил. - После
академии поскитался по России... а лучше места этого хренова не нашел...
Хоть при деле: за могилками ухаживаю. Поначалу думал скит здесь обустроить,
да, видно, Бог не велел. Вместо верующих зачастили ко мне милиционеры:
покажи бумаги, то да се... Ну и плюнул. Живу урод уродом и не жалуюсь.
- Юродивый, значит. - Отец Фома налил в стаканчики. - Так это подвиг.
Ты, конечно, извини, но ты-то чего в бродяги подался? В эти самые Черные
Бороды? Если, конечно, Господь позвал...
Они чокнулись.
- Ни хрена не позвал, - сказал Фотий, жуя сало с хлебом. - Вкусное сало
с чесноком - люблю! - Выпил, закурил, отвалившись от костра. - Озарение мне,
брат, было. Ну, озарение не озарение, а настоящее озверение. Прилипла вдруг
мысль: покинул Господь наши храмы, брезгует нами, и мы все, священство,
превратились в глупых клоунов, не стесняющихся брать взятки у бандитов. А
кто еще сейчас на храмы дает? Бандиты, конечно. Плюнул я на все и выложил
свои мысли и братии, и архиерею...
- И погнали тебя в шею, - невесело подхватил Фома. - Стал ты никто и
имени никакого, потому что юродивый, сам понимаешь, не имя, а вся жизнь и
подвиг самоистязания... Вся жизнь!
- Стал никто, - повторил задумчиво Фотий. - Ты никогда, отец, не
задумывался, что жизнь христианина, а особенно же православного
священнослужителя, - сплошной и нескончаемый компромисс? Душа жаждет
воспарить, а тело - не дает...
Фома кивнул.
- На самом деле было мне видение, и не спьяну. Будто служу я пасхальную
службу в Святую Ночь, храм полон народа - мужчины, женщины, даже дети.
Измучились все, исстрадались, и у каждого не только физическая усталость, а
душевное страдание. Потому и ждут разрешения, последнего слова. И вот я
возглашаю: "Христос воскрес!" И все, кто ни есть в храме, с радостью
подхватывают: "Воистину воскрес!" Все вроде как полагается, а что-то не дает
мне покоя. Присмотрелся я к ближайшим верующим, а это не люди, брат, а