"Фаддей Булгарин. Димитрий Самозванец " - читать интересную книгу автора

следуя моим советам, дайте мне доказательства того уважения, которое я
стараюсь заслуживать. Чрез два дни назначена первая аудиенция у царя Бориса,
на которой, сохраняя достоинство нашего народа, мы не должны раздражать
москвитян излишнею гордостью и выказыванием нашего превосходства. Вы
понимаете меня, господа!
- - Делайте, что вам угодно,- сказал Иоанн Сапега, воеводич витебский,-
но я согласен с князем Друцким-Сокольницким, что должно требовать решительно
ответа на вопрос: мир или война!
- - Мир или война! - воскликнули в один голос Михаил Фронцкевич, Иван
Пашка, Петр Дунин и Иван Бо-руцкий.
- - Господа! - возразил Андрей Воропай, судья оршанский,- зачем
проливать напрасно драгоценную кровь польскую, зачем лишать отечество
защитников для приобретения мира, который мы можем добыть нашим терпением и
мудростью нашего канцлера! Нам надобно прежде помышлять о том, чтоб усилить
наше регулярное войско, укрепить границы замками...
Князь Друцкой-Сокольницкий прервал речь Воропая и сказал:
- - Замки не удержат смелого и не спасут трусливого. Рубежи отечества
тогда только могут быть безопасны, когда кичливый сосед будет доведен до
того, чтоб не смел переступить за черту, проведенную саблею по песку:
трактат - бумага!
- - Господа! - сказал канцлер, встав со своего места,- прошу вас
покорно помнить мои советы и приготовиться к торжественной аудиенции. Маршал
Боржеминский представит вам утвержденный мною церемониал. Желаю вам
спокойной ночи!

- ----

Литовское подворье состояло из одного большого деревянного дома в два
жилья и нескольких изб, построенных рядом на дворе, возле хозяйских зданий.
Сии строения обнесены были высоким забором. Сам посол занимал только две
комнаты, и в прочих помещались особы, составлявшие его свиту. В доме так
было тесно, что два писаря посольства должны были довольствоваться небольшою
светелкою на чердаке. Когда все паны разошлись по своим комнатам, канцлер
велел писарям удалиться, сказав, чтоб они к утру приготовили нужные бумаги.
Вошедши в светелку, Иваницкий поставил на стол свечу, запер двери и,
присев на кровати, сказал:
- - Знаешь ли что, Бучинский? Ни посол, ни паны ничего здесь не
сделают. Россия не боится Польши и не даст мира за дешевую цену. Наши
говоруны кричат, толкуют, горячатся, а никто, кроме канцлера, не понимает
дела. Но здесь и для его высокого ума нет простора. Послушай, Бучинский,
истинный ли ты друг мой?
- - Разве от самой юности я не доказывал тебе этого, разве ты имеешь
причины сомневаться? Ты мне спас жизнь в Лемберге, а у меня, брат, хорошая
память на долги.
- - Итак, знай, что я один в состоянии дать прочный мир Польше.
- - Ты! Полно шутить, Иваницкий!
- - Нет, я не шучу, любезный друг!
При сих словах Иваницкий встал с своего места, подошел к Бучинскому,
который стоял возле стола, и, положив ему руку на плечо, сказал:
- - Бучинский, ты знаешь, что я бедный сирота, без роду, без племени,