"Михаил Булгаков. Мастер и Маргарита (Черновые редакции романа)" - читать интересную книгу автора

- И верно! И соберите! - орал Коровьев, пожимая шершавую руку Босого. -
И славно, и правильно! Как же можно без заседания? Я понимаю!
Босой удалился, но вовсе не на заседание, а к себе на квартиру и
немедленно позвонил в "Интурист", причем добросовестнейшим образом сообщил
все об упрямом иностранце, о клопе, о Степе, и просил распоряжений. К словам
Босого в "Интуристе" отнеслись с полнейшим вниманием, и резолюция вышла
такая: контракт заключить, предложить иностранцу платить 50 долларов в день,
если упрется, скинуть до сорока, плата вперед, копию контракта сдать вместе
с долларами тому товарищу, который явится с соответствующими /документами/ -
фамилия этого товарища Кавунов. Успокоенного Никанора Ивановича поразило
немного лишь то, что голос служащего в "Интуристе" несколько напоминал голос
самого Коровьева. Но не думая, конечно, много о таких пустяках, Босой вызвал
к себе секретаря Бордасова и казначея Шпичкина, сообщил им о долларах и о
клопе и заставил Бордасова, который был пограмотнее, составить в трех
экземплярах контракт и с бумагами вернулся в квартиру покойника с некоторой
неуверенностью в душе - он боялся, что Коровьев воскликнет: "Однако, и
аппетиты же у вас, товарищи драгоценные" - и вообще начнет торговаться.
Но ничего этого не сбылось. Коровьев тут же воскликнул: "Об чем
разговор, Господи!" - поразив Босого, и выложил перед ним пачку в 350
долларов.
Босой аккуратнейше спрятал деньги в портфель, а Коровьев сбегал на
половину Степы и вернулся с контрактом, во всех экземплярах подписанным
иностранным артистом.
Тут Никанор Иванович не удержался и попросил контрамарочку. Коровьев
ему не только конрамарочку посулил, но проделал нечто, что было интереснее
всякой контрамарочки. Именно: одной рукой нежно обхвативши председателя за
довольно полную талию, другой вложил ему нечто в руку, причем председатель
услышал приятный хруст и, глянув в кулак, убедился, что в этом кулаке триста
рублей советскими.
- Я извиняюсь, - сказал ошеломленный Босой, - этого не полагается. - И
тут же стал отпихивать от себя деньги.
- И слушать не стану, - зашептал в самое ухо Босому Коровьев, -
обидите. У нас не полагается, а у иностранцев полагается.
- Строго преследуется, - сказал почему-то тихо Босой и оглянулся.
- А мы одни, - шепнул в ухо Босому Коровьев, - вы трудились...
И тут, сам не понимая, как это случилось, Босой засунул три сотенных в
карман. И не успел он осмыслить случившееся, как уж оказался в передней, а
там за ним захлопнулась дверь.
Товарищ Кавунов, оказавшийся рыжим, кривым и одетым не по-нашему, уже
дожидался в правлении. Тщательно проверив документы товарища Кавунова, Босой
в присутствии Шпичкина сдал ему под расписку доллары и копию контракта, и
все разошлись.
В квартире же покойного произошло следующее.
Тяжелый бас сказал в спальне ювелирши:
- Однако, этот Босой - гусь! Он мне надоел. Я вообще не люблю хамов в
квартире.
- Он не придет больше, мессир, уверяю вас, - отозвался Коровьев. И. тут
же вышел в переднюю, навертел на телефоне номер и, добившись требуемого,
сказал в трубку почему-то плаксивым голосом следующее:
- Алло! Говорит секретарь Жакта э 197 по Садовой Бордасов Петр.