"Михаил Булгаков. Мастер и Маргарита (переписанные главы)" - читать интересную книгу автора

Тут же на лестницу выбежал секретарь и, видимо сгорая от стыда и
растерянности, начал говорить:
- Видите ли, доктор, у нас случай массового... - но не кончил, стал
давиться словами и вдруг запел неприятным козлиным тенором о том, что Шилка
и Нерчинск нестрашны теперь...
- Дурак! Дурак! - крикнула девица, но не объяснила, кого ругает, а
вывела руладу, из которой явствовало, что горная стража ее не поймала.
Недоумение разлилось по лицу врача, но он постарался совладать с собой
и сурово прикрикнул на секретаря:
- Замолчите!
Видно было по всему, что секретарь и сам бы отдал все на свете, чтобы
замолчать, но сделать этого не мог и, могучий, рассеянный по всему
учреждению хор вместе с секретарем донес до вконец соблазненных
ваганьковских прохожих вопль о том, что в дебрях не тронул прожорливый
зверь.
Девицу поволокли куда-то под руки, явился лекарский помощник с сумкой.
Захаров через минуту от взволнованных посетителей учреждения узнал в
чем дело.
Оказалось, что в перерыве, предназначенном по закону для завтрака,
заведующий учреждением явился в столовую как раз в тот момент, когда все
служащие доедали питательную и вкусную свинину с бобами.
Заведующий, по словам озлобленной девицы, сиял как солнце и вел под
руку какого-то "сукина сына, неизвестно откуда взявшегося" (так том но
выразилась девица), тощего в паршивых брючках и в разбитом пенсне.
Дело в том, что устройство кружков было манией заведующего. В течение
полугода он организовал шахматно-шашечный кружок, кружок пинг-понга,
любителей классической литературы, духовой музыки (последний быстро
распался, так как проворовался кассир, игравший на валторне) и к июню
угрожал организовать кружок гребли на пресных водах и альпинистов. Коротко
говоря, заведующий ввел под руку Коровьева и отрекомендовал его всем
любителям бобов как товарища-специалиста по созданию хоровых кружков. Лица
будущих альпинистов стали мрачны. Но заведующий призвал всех к бодрости, а
Коровьев тут же и пошутил, и поострил, и клятвенно заверил, что времени
пение берет самую малость: "На ходу! на ходу! - трещал Коровьев, - но
удовольствия и пользы три вагона". И тут "этот подхалим Косарчук" (выражение
девицы) первый вскочил и восторженно заявил, что записывается. Тут все
увидели, что пения не миновать, и, как один, записались. Петь решили, так
как все остальное время было занято пинг-понгом и шашками, в этом самом для
завтрака перерыве.
Заведующий, чтобы подать пример, объявил, что у него тенор, и далее все
пошло как сон скверный (девица так говорила). Коровьев проорал
"до-ми-соль-до", самых застенчивых извлек из-за шкафов, за которые они
прятались в надежде отлынуть, Косарчуку сказал, что у того абсолютный слух,
заныл, попросил уважить старого регента-певуна грянуть "Славное море",
камертоном стучал по пальцу.
Было 12. Грянули. И славно грянули, Коровьев действительно понимал
дело. Первый куплет допели в столовой до конца, после чего Коровьев исчез.
Недоумение, Пауза. Радость. Но ненадолго. Как-то сами собой двинули
второй куплет, Косарчук повел высоким хрустальным тенором. Хотели
остановиться - не тут-то было. Пауза. Полился третий куплет. Поняли, что