"Михаил Булгаков. Рассказы, очерки, фельетоны (1925-1927гг)" - читать интересную книгу автора

С этой ночи каждую ночь в час я садился к столу и писал часов до
трех-четырех. Дело шло легко ночью. Утром произошло объяснение с бабкой
Семеновной.
- Вы что же это. Опять у вас ночью светик горел?
- Так точно, горел.
- Знаете ли, электричество по ночам жечь не полагается.
- Именно для ночей оно и предназначено.
- Счетчик-то общий. Всем накладно.
- У меня темно от пяти до двенадцати вечера.
- Неизвестно тоже, чем люди по ночам занимаются. Теперь не царский
режим.
- Я печатаю червонцы.
- Как?
- Червонцы печатаю фальшивые.
- Вы не смейтесь, у нас домком есть для причесанных дворян. Их можно
туда поселить, где интеллигенция, нам, рабочим, эти писания не надобны.
- Бабка, продающая тянучки на Смоленском, скорее частный торговец, чем
рабочий.
- Вы не касайтесь тянучек, мы в особняках не жили. Надо будет на
выселение вас подать.
- Кстати, о выселении. Если вы, Семеновна, еще раз начнете бить по
голове Шурку и я услышу крик истязуемого ребенка, я подам на вас жалобу в
народный суд, и вы будете сидеть месяца три, но мечта моя посадить вас на
больший срок.
Для того чтобы писать по ночам, нужно иметь возможность существовать
днем. Как существовал в течение времени с 1921 года по 1923-й, я вам писать
не стану. Во-первых, вы не поверите, во-вторых, это к делу не относится.
Но к 1923 году я возможность жить уже добыл.
На одной из моих абсолютно уж фантастических должностей со мной
подружился один симпатичный журналист по имени Абрам.
Абрам меня взял за рукав на улице и привел в редакцию одной большой
газеты, в которой он работал.
Я предложил по его наущению себя в качестве обработчика. Так назывались
в этой редакции люди, которые малограмотный материал превращали в грамотный
и годный к печатанию.
Мне дали какую-то корреспонденцию из провинции, я ее переработал, ее
куда-то унесли, и вышел Абрам с печальными глазами и, не зная, куда девать
их, сообщил, что я найден негодным.
Из памяти у меня вывалилось совершенно, почему через несколько дней я
подвергся вторичному испытанию. Хоть убейте, не помню. Но помню, что уже
через неделю приблизительно я сидел за измызганным колченогим столом в
редакции и писал, мысленно славословя Абрама.
Одно вам могу сказать, мой друг, более отвратительной работы я не делал
во всю свою жизнь. Даже сейчас она мне снится. Это был поток безнадежной
серой скуки, непрерывной и неумолимой. За окном шел дождь.
Опять-таки не припомню, почему мне было предложено писать фельетон.
Обработки мои здесь не играли никакой роли. Напротив, каждую секунду я ждал,
что меня вытурят, потому что, я вам только скажу по секрету, работник я был
плохой, неряшливый, ленивый... Возможно (и кажется, так), что сыграла здесь
роль знаменитая, неподражаемая газета "Сочельник". Издавалась она в Берлине,