"Эдвард Бульвер-Литтон "Привидения и жертвы" (ужастик)" - читать интересную книгу автора

Я попытался заговорить голос подвел меня; я мог только повторять про
себя: "Это страх? Нет, это не страх!" Я попытался встать тщетно; на меня
словно бы навалилось неодолимое бремя.
В самом деле, впечатление было такое, словно всевластная,
всеподчиняющая Сила противилась моему желанию; это ощущение полной
беспомощности перед мощью превыше человеческой, которое человек испытывает
в физическом плане при шторме, на пожаре, столкнувшись с хищным диким
зверем, или, скорее, морской акулой, это ощущение я испытал в плане
моральном. Моей воле противостояла воля чужая, превосходящая ее в той же
степени, в какой шторм, огонь и акула превосходят в материальном отношении
силу человека.
И теперь, по мере того, как это впечатление подчиняло меня себе,
наконец-то нахлынул ужас ужас, который невозможно передать словами.
Однако у меня еще осталась гордость, если не смелость; и мысленно я
сказал себе так: "Это ужас, но это не страх; до тех пор, пока я не
поддамся страху, повредить мне невозможно; мой разум не приемлет
кошмарного видения; это только иллюзия я ничего не боюсь".
Нечеловеческим усилием я сумел, наконец, протянуть руку к оружию на
столе; и тут что-то ударило меня в плечо и рука безжизненно повисла вдоль
тела.
И вот, умножая мой ужас, пламя свечей начало медленно меркнуть: они не
погасли, нет, но огонь постепенно убывал; то же самое происходило с очагом
свет из него словно вычерпывали; спустя несколько минут в комнате
воцарился кромешный мрак. При мысли о том, что я оказался в темноте
наедине с порождением Тьмы, сила которого ощущалась так явственно,
накатила паника, и нервы мои не выдержали. По сути дела, ужас достиг
своего апогея: я должен был либо лишиться чувств, либо прорваться сквозь
наваждение.
И я прорвался. Я снова обрел голос пусть срывающийся на крик. Я помню,
что воскликнул что-то похожее на: "Я не боюсь, моя душа не боится!" и в то
же время нашел в себе силы встать. В непроглядной мгле я ринулся к окну,
рывком отдернул занавеску и распахнул ставни; первой моей мыслью было
свет! Когда высоко в небе я увидел луну, ясную и безмятежную, радость,
нахлынувшая на меня в тот момент, вполне вознаградила меня за пережитый
кошмар.
Луна сияла; впридачу к ней на пустынной, уснувшей улице мерцали газовые
фонари. Я оглянулся и обвел взглядом спальню: бледные лучи луны лишь
отчасти разгоняли тени, но все-таки это был свет.
Порождение тьмы, что бы оно из себя не представляло, исчезло; если не
считать того, что я по-прежнему различал смутную тень словно отражение
пресловутого сгустка мрака на фоне противоположной стены.
Я перевел взгляд на старинный, круглый стол красного дерева: из-под
стола (на нем не было ни скатерти, ни иного покрытия) показалась рука,
видимая до запястья. Эта кисть, по виду судя, из плоти и крови, под стать
моей собственной, принадлежала человеку преклонных лет, исхудалая,
морщинистая, крохотная явно женская кисть. Пальцы неслышно сомкнулись на
двух письмах, лежащих на столе; в следующее мгновение и рука, и письма
исчезли. Затем послышались три громких, размеренных удара в изголовье
кровати, тот же самый стук, что мне довелось услышать перед началом этой
удивительной драмы.