"Эдвард Джордж Бульвер-Литтон. Призрак" - читать интересную книгу автора

- Да, мой брат, - проговорила она, улыбаясь от счастья, - как и ты, я
боролась, чтобы выйти на свет.
До сих пор она не имела привычки, как дочери Севера, более
образованные, чем она, писать дневник; она не знала прелести этой
откровенности, где душа изливается на бумаге. Теперь ее сердце почувствовало
вдруг непреодолимое побуждение, заставлявшее ее начать беседовать с самой
собой, распутывать золотую нить своей фантазии, любоваться собой, как в
зеркале.
Из этого союза Любви и Души, Эрота и Психеи, родился в своей
бессмертной красоте Гений. Она краснела, вздыхала, дрожала все время, пока
писала. Нужно было оторваться от этого нового мира, созданного ею, чтобы
приготовиться к обольстительной сцене. Эта музыка, прежде такая прекрасная,
стала казаться ей нелепой, как была темна сцена, прежде такая блестящая!
Театр - это мир фей в видениях ничтожных душ. Но ты, воображение, гармония
которого не касается уха человеческого, твои сцены не меняются под рукой
смертного; чем театр служит для настоящего мира, то воображение есть для
будущего и для прошедшего.

III


На другой день Занони пришел к Виоле; на следующий день тоже, и на
третий, и на четвертый. Эти дни были для нее чем-то отдельным от остальной
ее жизни. А между тем он никогда не говорил с ней языком лести, еще меньше
обожания, к которому она привыкла. Может быть, эта холодная сдержанность
придавала более таинственную прелесть их отношениям. Он много говорил ей о
своей внутренней жизни, и она была уже не так удивлена (она уж не боялась
больше) тем, что он почти все знал о ее прошлом.
Он заставил ее говорить об ее отце, вспомнить некоторые места странной
музыки Пизани, и эти аккорды, казалось, восхищали и ласкали ее
мечтательность тайным обаянием.
- Чем была музыка для музыканта, - сказал он, - тем пусть будет наука
для мудреца. Ваш отец, глядя вокруг себя, видел, как все в мире чуждо его
возвышенным гармониям, устремленным днем и ночью к небесному трону; жизнь с
ее честолюбивыми устремлениями и низкими страстями казалась так бедна и
презренна! В глубине своей души он создал жизнь и свет, подходившие к его
душе. Виола, вы дочь этой жизни; вы будете царицей этого идеального мира!
В свои первые посещения он не говорил о Глиндоне. Но скоро настал день,
когда он вернулся к этому разговору. И покорность, которую Виола выказывала
теперь к его власти, была так велика, что, несмотря на все, что эта тема
имела для нее несносного и неприятного, она пересилила свое сердце и
молчаливо слушала его.
- Вы обещали, - говорил он, - следовать моим советам; если бы я стал
вас просить, заклинать принять руку этого англичанина, разделить его судьбу,
в случае если он сам предложит вам это, отказались бы вы?
Она удержала слезы, готовые политься из ее глаз, и со странной радостью
в самом своем страдании, с тою радостью, которую жертвует даже своим сердцем
тому, кто является властелином этого сердца, она отвечала со страшным
усилием:
- Если вы можете приказать это... тогда...