"Эдвард Джордж Бульвер-Литтон. Призрак" - читать интересную книгу автора

- Загадка! - воскликнул с горячностью Занони. - Да, но не хотели бы вы
разрешить ее? Только тогда я дам вам эту руку и назову вас своим другом.
- Я осмелюсь на все, я буду бороться со всем, чтобы достигнуть
нечеловеческой мудрости, - отвечал Глиндон, и его лицо засветилось диким и
экзальтированным восторгом.
Занони посмотрел на него молча и задумчиво.
- Семена деда живут и во внуке, - сказал он вполголоса, - однако он мог
бы... - Он вдруг остановился, потом громко продолжил: - Ступайте, Глиндон,
мы еще увидимся; но я спрошу у вас ответа только тогда, когда решение будет
необходимо.

VI


Из всех слабостей, которые вызывают насмешки посредственных людей, нет
ни одной, которую бы они поднимали более на смех, чем доверчивый ум;
прибавим, что из всех признаков испорченного сердца и слабой головы
стремление к неверию есть самый верный.
Истинная философия менее старается отрицать, чем понимать. Каждый день
мы слышим, как многие ученые говорят о нелепости алхимии и мечтах о
философском камне, между тем как ученые менее поверхностные знают, что
именно алхимикам мы обязаны самыми великими открытиями, какие когда-либо
были сделаны. И многие места, темные в настоящее время, могли бы, если бы у
нас был ключ к мистическому языку, который мы находим в их трудах, навести
нас на путь научных открытий, еще более драгоценных.
Философский камень и тот не казался химерическим видением некоторым из
самых знаменитых химиков нашего века. Человек, конечно, не может оспаривать
законы природы; но эти законы природы, все ли они открыты? "Дайте мне
доказательство вашего искусства, - сказал один истинный философ, - когда я
увижу действие, я постараюсь по крайней мере найти причину".
Таковы приблизительно были мысли Глиндона, когда он выходил от Занони,
но Кларенс Глиндон был истинный философ. Чем разговор с Занони делался
таинственнее, тем он был более поражен. Против чего-нибудь осязательного он
постарался бы бороться, и любопытство его, может быть, было бы
удовлетворено. Напрасно по временам он старался укрыться в скептицизм,
которого сам опасался, напрасно старался он объяснить то, что слышал,
искусством обманщика. Какими бы ни были его притязания, Занони не делал из
них, как Месмер или Калиостро, источника для наживы. К тому же положение
Глиндона не было так высоко, чтоб влияние, приобретенное над его умом, могло
бы служить планам алчности или честолюбия. Однако иногда с
подозрительностью, свойственной светским людям, он старался уверить себя,
что Занони имел по крайней мере какую-нибудь темную цель довести его до
того, на что в своей гордости англичанина он смотрел как на неравный брак с
бедной Виолой. Разве нельзя было допустить, что она находится в сношениях с
этой таинственной личностью? Может быть, весь этот пророческий и угрожающий
тон был только хитростью, чтобы провести его. Он сердился на Виолу за то,
что у нее был такой союзник. Но к этому чувству присоединялась еще
естественная ревность.
Занони угрожал ему своим соперничеством. Занони, который, оставляя в
стороне его тайные искусства и роль, которую ему приписывали, располагал по