"Эдвард Джордж Бульвер-Литтон. Призрак" - читать интересную книгу автора

Глиндон удалился с довольно грустным видом. Джионетта остановила его.
- Подождите, синьор, - сказала она почти ласковым тоном, - дорогая
синьора чувствует себя нехорошо; не сердитесь на нее; я заставлю ее решиться
принять ваше предложение.
Глиндон стал ждать.
После короткого разговора между Джионеттой и Виолой последняя
согласилась. Они сели в карету, а Глиндон остался у подъезда театра, чтоб
вернуться к себе пешком.
Вдруг предостережение Занони пришло ему на память; он забыл о нем во
время своей ссоры с Виолой, но сейчас решил внять ему и осмотрелся в надежде
увидеть кого-нибудь из своих знакомых. Целая толпа ринулась из дверей
театра; его толкали, тискали, но он не видел ни одного знакомого лица.
Стоя таким образом в нерешительности, он вдруг услыхал свое имя,
произнесенное голосом Мерваля, и, к своему величайшему облегчению, заметил
своего друга, пролагавшего себе дорогу сквозь толпу.
- Я вам нашел, - сказал он, - место в карете графа Цетоксы. Пойдемте,
он ждет нас.
- Как вы добры! Как вы меня нашли?
- Я встретил в коридоре Занони. "Ваш друг стоит у подъезда, - сказал
он, - не позволяйте ему возвращаться домой пешком; улицы Неаполя не всегда
безопасны". Я действительно вспомнил это и, встретив Цетоксу... но вот он
сам.
Объяснения дальше не последовало, Глиндон сел в карету, поднял окно и
заметил в то же время на тротуаре четырех человек, которые, казалось,
внимательно следили за ним.
- Коспетто! - воскликнул один из них. - Вот англичанин.
Глиндон слышал восклицание только наполовину; карета довезла его до
дому здравым и невредимым.
Шекспир в "Ромео и Джульетте" не преувеличил фамильярную и нежную
интимность, которая всегда существует в Италии между кормилицей и ребенком,
которого она вскормила. Одиночество актрисы-сироты скрепило еще сильнее эту
связь между нею и Джионеттой. Опытность Джионетты во всем, что касалось
слабостей сердца, была совершенна, и, когда три ночи тому назад Виола,
вернувшись из театра, горько плакала, няньке удалось вырвать у нее
признание, что она увидела снова того, кого, в продолжение нескольких лет,
наполненных печальными происшествиями, потеряла из виду, но не забыла, хотя
он сам никак не показывал, что узнал ее. Джионетта не могла понять всех
смутных и невинных волнений, увеличивавших печаль Виолы, но она своим
простым и нехитрым умом сводила их к одному-единственному чувству - чувству
любви. Здесь она была в своей сфере и смело могла предлагать свои
соболезнования и утешения. Она не могла, правда, быть поверенной всех
впечатлений, которые сердце Виолы заключало в своей глубине, так как это
сердце никогда не могло бы найти слов для выражения своих тайн; но под каким
бы условием Виола ни доверялась ей, она с удовольствием готова была делить с
ней ее горе и служить ей чем могла.
- Узнала ли ты, кто он? - спросила Виола, сидя одна в карете с
Джионеттой.
- Да, это знаменитый синьор Занони, по которому сходят с ума все
знатные дамы. Говорят, что он так богат... гораздо богаче всех англичан...
но, конечно, синьор Глиндон все-таки...