"Эдвард Джордж Бульвер-Литтон. Призрак" - читать интересную книгу автора

Нужно ли напоминать читателю, что это время изящного скептицизма и
мнимой мудрости было вместе с тем временем самой слепой веры и мистического
суеверия, временем, когда магнетизм и магия находили адептов между
последователями Дидро, когда пророчества переходили из уст в уста, когда
зала философа-деиста превращалась в Гераклею, в которой маг вызывал тени
мертвых; наконец, это было время, когда осмеивали религию и верили в Месмера
и Калиостро. В этом неопределенном полусвете, предшественнике нового солнца,
которое навсегда должно было рассеять мрак невежества и предрассудков,
являлись все призраки, вырвавшиеся из своих феодальных могил, когда-либо
проходившие перед глазами Парацельса и Агриппы.
Прельщенный зарею революции, Глиндон еще больше увлекался всем
таинственным, что сопровождало ее, и для него, как для многих других, было
естественно, что воображение, терявшееся посреди мечтаний и утопий, с
жадностью хватало все, что обещало не простые научные истины, а какие-нибудь
чудные открытия неведомого рая. В продолжение своих путешествий он слушал с
живым участием, если не со слепой верой, все, что рассказывали про самых
знаменитых духовидцев, и его душа была расположена к впечатлению,
произведенному на него таинственным Занони.
Кроме того, его доверчивость можно объяснить еще иначе. Один из первых
предков Глиндона со стороны матери составил себе довольно знаменитую
репутацию как философа и алхимика. О нем ходили странные истории. Говорили,
что его существование перешло обыкновенные пределы жизни и что он сохранил
до последнего своего дня наружность человека средних лет. Наконец он умер с
горя, как говорили, от потери правнучки, единственного творения, которое он,
по-видимому, любил. Сочинения этого философа, хотя и немногочисленные,
существовали и находились в фамильной библиотеке Глиндона. Их платоновский
мистицизм, их смелые выводы и обещания, которые даны были в эмблематичной
форме и аллегорической фразеологии, произвели на молодое воображение
Глиндона глубокое впечатление. Его родители, не зная, какая опасность могла
заключаться в поощрении идей, которые, по их мнению, должны были быстро
исчезнуть под влиянием положительного духа времени, любили в длинные зимние
вечера наводить разговор и на традиционную историю их знаменитого предка.
Кларенс дрожал от радости, смешанной с таинственным страхом, каждый раз,
когда его мать говорила о поразительном сходстве между чертами лица молодого
наследника и наполовину стертым портретом алхимика, украшавшим камин и
составлявшим славу дома и восторг соседей. Справедливо, что чаще, чем мы
воображаем, ребенок бывает отцом человека {Английская пословица, означающая,
что от образования и воспитания ребенка зависит его будущее, что уже в
ребенке заложены черты будущего человека: "The child is father of the man"
(строка из стихотворения английского поэта У. Вордсворта). (Прим. ред.).}.
Я говорил, что Глиндон любил удовольствия. Легко воспринимавший, как
артист, всякие впечатления, он жил без забот, в ожидании, пока серьезный
труд заменит это порхание с цветка на цветок. Он насладился почти до
пресыщения всеми наслаждениями Неаполя, пока наконец не пленился красотой и
голосом Виолы Пизани. Но его любовь, как и честлюбие, была неопределенна и
непостоянна. Эта любовь не удовлетворяла его сердца, не наполняла всего его
существа, не оттого, что он был не способен к сильной и благородной страсти,
но потому, что его душа еще не совсем созрела, чтобы быть в состоянии
развернуться. Одно время года благоприятствует цветку, другое плоду, поэтому
необходимо, чтобы блестящие цветы воображения завяли раньше, чем страсть,