"Эдвард Джордж Бульвер-Литтон. Призрак" - читать интересную книгу автора

которое она должна любить, а, скорее, как ученый, который после долгих
бесплодных попыток схватить разгадку какой-нибудь научной проблемы видит
истину, светящуюся издали темным и еще мерцающим светом. Она впала наконец в
томительную дремоту, населенную непонятными образами.
Проснулась она в ту минуту, когда солнце, после туманной ночи, впустило
в окна болезненные лучи; ее отец уж принимался за свое единственное занятие,
и она услышала, как скрипка испустила тяжелый, подавляющий аккорд, походящий
на зловещее пение смерти.
- Отчего, - спросила она, входя к нему в комнату, - отец, ваше
вдохновение так печально после вчерашней радости?
- Не знаю, дитя, я хотел быть веселым и сочинить арию на твое счастие,
но инструмент так упрям, что мне пришлось последовать его желанию.

IV


Пизани имел обыкновение, за исключением тех случаев, когда обязанности
его профессии занимали его время особым образом, посвящать полдень сну -
привычка, которую для человека, мало спавшего по ночам, можно было бы счесть
скорее за необходимость, чем за излишество.
По правде сказать, часы середины дня были именно такими, в которые
Пизани не мог бы работать, если б даже и захотел. Его гений походил на такой
фонтан, который всегда бьет при наступлении и закате дня и который особенно
активен ночью, но в полдень совершенно сух. В течение этих часов,
посвященных ее мужем сну, синьора обыкновенно выходила для закупки
необходимых продуктов или развлекаясь разговором с какой-нибудь соседкой. А
сколько поздравлений нужно ей было получить на другой день после этого
блестящего триумфа! Это был час, когда Виола также выходила и садилась у
порога, не загораживая дороги, и теперь вы могли ее видеть там державшей на
коленях партитуру, которую ее рассеянный взгляд просматривал время от
времени, за ней и над ее головой виноградная лоза распустила свои капризные
листья, а перед ней, на горизонте, сияло море с белым неподвижным парусом,
который замер на волнах.
Пока она сидела так, погруженная в свои мечты, скорей чем в мысли,
какой-то мужчина прошел медленными шагами и с опущенной головой совсем подле
дома. Виола внезапно подняла глаза и вздрогнула в ужасе, узнав незнакомца. У
нее вырвалось невольное восклицание.
Молодой человек обернулся и, заметив ее, остановился.
В продолжение нескольких минут он стоял между ней и блестящим видом
залива, любуясь робким и прелестным видом молодой девушки полной серьезной
скромности. Наконец он заговорил.
- Вы счастливы, мое дитя, - сказал он почти отеческим голосом, -
карьерой, которая открывается перед вами? Между шестнадцатью годами и
тридцатью в аплодисментах слышится более нежная музыка, чем та, которую
творит ваш голос.
- Не знаю, - прошептала Виола сперва робко. Но в голосе, говорившем ей,
было столько нежности и ласки, что она продолжала с большей смелостью:
- Не знаю, счастлива ли я теперь; вчера я была счастлива. И я чувствую,
ваше сиятельство, что я должна вас благодарить, хотя, возможно, вы и не
знаете, за что.